к другим людям, оставив третьих, с кем были до того, искалеченными.
– И что?
– И то, Ильюха, что это – твой шанс.
– Какой?
– Ты все-таки идиот, – вздохнула Дашка. – Ну сам посуди, ты что, остаток жизни в этой дыре провести собрался? А возвращаться куда? Ни квартиры, ни работы приличной, ни даже денег, чтоб дело начать. Илья, ты бы сумел снова… Тебе бы только попробовать, отвлечься.
Он не хотел отвлекаться, не сейчас. Сейчас болит голова, и минералка как-то вдруг закончилась. И носки найти надо, и рубашку не слишком мятую, и съездить к Савониным, соврать, что Свистка машина сбила.
– Юлька – идеальный вариант. Характер у нее покладистый, тихий, самое то, чтоб с тобой ужиться. Плюс приданое.
– Чье? – Илья выгреб из-под кровати рубашку, с тоской отметив пару бурых пятен на рукавах. То ли от крови, то ли от кетчупа.
– Юлькино, блаженный ты мой. Ну вспоминай давай, я тебе стопудово про нее говорила. Родители – дипломаты, летели и разбились, жила с бабкой. А та при бабках, – Дашка хихикнула, довольная каламбуром, и половицы заскрипели чаще. Раскачивается.
– Кресло сломаешь.
– Откуда ты… а, неважно. Не сломаю. Короче, бабка у Юльки еще та была, не знаю, чего и как, но мозг Светляковой конкретно вынесли. Она сама только и может, что шнурки завязать и сумочку выбрать. Классическая блондинка.
А Алена – шатенка, темная, в рыжину на макушке.
– Короче, существо абсолютно беспомощное, зато живет одна в пятикомнатной, я один раз как-то заскочила, так вообще прифигела. Не хата – музей натуральный! Антикварного барахла – полно! Я уже не говорю про то, что старуха на счетах заныкала.
– Дашка, угомонись.
– Не угомонюсь. Ты послушай, ну чем плохо-то? Женишься на Юльке…
Не хочет он ни на ком жениться. Пусть отстанет, оставит в покое и…
– …и получишь стартовый капитал. А дальше просто: начнешь работать, глядишь, и всякая дурь из головы выйдет, – с воодушевлением закончила сестра. Нет, не будет она слушать, Дашка никогда никого не слушала, кроме себя и еще, пожалуй, матери. И то потому, что у той говорить выходило громче и быстрее.
– А подруга твоя? Она что, горит желанием замуж выскочить?
Больное воображение нарисовала старую деву, унылую, в платочке и длинной мешковатой юбке, из-под которой порой выглядывают бледные лодыжки с синими венами и темными волосками. А тонкие ломкие запястья торчат из широких рукавов вязаной кофты. И лицо у неизвестной Юльки узкое, с гримасой вечного удивления и тоской в глазах.
Алена всегда улыбалась. Даже на суде.
– Юлька? – скрип в трубке прекратился, зато что-то застучало, звонко, металлом о стекло. Чай пьет? Это мысль. Надо чаю сделать, и умыться, и зубы почистить, и побриться, и вообще жизнь продолжается. Илья не желает, а она продолжается. Она, жизнь, вообще дама упрямая.
– Ой, ты ее не знаешь! Она ж… желе. Куда толкнешь, туда и идет. И
