пробормотал сатир. А улыбка Купидона всё ширилась и блеск глаз полнился озорством. Продолжая висеть в воздухе на крыльях, он спросил:
– Не видал ли тут кого поблизости? Охота мне руку размять.
– Нет, для твоих затей путников нужных не было. Смерть проходила… вся рассеянная. Искала косу свою. Говорит, день такой выдался, хоть выходной бери.
Засмеявшись, Купидон взмыл в воздух, пошатнув лесные ветви, и золотые искры от его крыльев опали на мягкую траву, где тут же испарились.
Вскоре перед летуном показалась опушка, сплошь усеянная разнообразными цветами. Краски и ароматы милого уголка прервали полёт Купидона, заставив его смиренно сложить крылья и окунуться в эту чудодейственную пестроту.
Говорливые кузнечики без продыху шумели в травяной кучности, а красочные бабочки застенчиво порхали среди пряных цветов, пленительных в своей простоте и доступности.
Невиданное ребячество захлестнуло любовного затейника. Позабыв ремесло своё, увлёкся пострел новой забавой: как непоседливый и любопытный котёнок, сновал Купидон от цветка к цветку, бережно пленяя разноцветных бабочек. Его звонкий смех разлетался над цветущей поляной.
Но тут на краю опушки показалась молодая парочка. Юная дева, облачённая в воздушные одежды, мыском тонкой стопы покачивала разлохмаченный василёк и влекла за собою краснощёкого юношу. Любопытство и долг службы, как влагу дождевую с листвы, стряхнули сладкое забвение с Купидоновой головы. Притаившись за благоухающим кустом, озорник стал наблюдать.
Не выпуская нежных рук прелестницы, юноша был откровенен, патетичен и распалён. Его зазноба, держась девичьего фасона, отвечала упрямством, отводила носик, упуская все признания, и почти беззвучным голоском говорила что-то о дружбе.
Почесав за ухом, Купидон хихикнул и сказал про себя: «Дружба… как же… Ох, женщины… Пособлю голубку́ – голу́бку раскачаю». Он щёлкнул пальцами, и в его руке появилась золотая стрела с белым оперением. Незаметно поднявшись над землёю, Купидон натянул тетиву; наконечник стрелы ярко блеснул на солнце. Озорник слышал, как бьётся сердце красавицы. Ещё секунда – и всё будет готово.
Но тут брюхастая пчела стукнула лучника в самый лоб, а следом за нею и другая. Купидон выронил стрелу, которая, не долетев до земли, растаяла в воздухе. Нюх его почуял невдалеке несказанный медовый дух. Махнув рукою на предмет своего интереса, сказав: «успеется», дел любовных разжигатель плавно опустился в пасечный уголок.
Старый пасечник, угрюмый и ворчливый, ковылял от улья к улью, ругаясь сам с собою. Соты пчелиных домиков уже полнились тягучей сладостью и ароматом. Время медового сбора настало, и старик предался своему труду, привычному, но, как видно из его недовольства, весьма докучливому.
Желание полакомиться медком совершенно овладело Купидоном. Надеясь быть незамеченным, он тихо подкрался к отдалённому улью и приоткрыл крышку: сильный аромат
