многого, всего-то не прожить жизнь впустую, полностью посвятив себя любимому делу. Маруся не желала славы. Удивительно, но этот компонент жизни любого творческого человека она упорно не замечала, уверяя окружающих, что известным человека делает не количество сыгранного материала, а его посыл, настроение и желание полностью подарить себя зрителю потому, что зрителя ведь легко обмануть, он очень чутко чувствует даже самую мелкую фальш, а если ты сфальшивил однажды, то и грош тебе цена.
Последние четыре года Маруся не могла думать ни о чем другом, кроме музыки, не могла думать о маме, которая упорно выбирала карьеру, но не дочкину, а свою собственную, не могла думать о том, что в ее возрасте каждой девочке нужен мальчик (по словам подружки Шуры) и даже не могла поставить чувства Полины Федоровны выше своих, прекрасно понимая, как ее любимая Поленька уже сейчас боится думать о будущем, боится отпускать.
К слову о мальчиках, нельзя сказать, что Мару была полным профаном в этих делах. Нет, она честно прослушала от Поли и старшего брата курс лекций о половом воспитании, знала о пестиках, тычинках, о последствиях, если вдруг что-то пойдет не так, но вот в чем Маруся абсолютно не разбиралась так это – любовь. Осознавая её только в масштабах своего крохотного мирка, где есть бабушка, Андрюша и мама, она не никак не могла принять и понять, зачем уже при таком огромном количестве заботы и внимания нужно искать кого-то чужого, при этом не только дарить ему свои чувства и даже, о Боже, тело, но и пускать в свой внутренний мир, который ты самолично создавал не один год и который так просто разрушить.
Мужской пол, а говоря проще, мальчишки из класса и параллели тоже не выстраивались в очередь, словно чувствуя, что тут ни то что взаимности, тут даже доброго слова ждать не приходится. Да, Маруся была пылкой и страстной в делах творческих, но холодной и высокомерной в делах плотских. И очень даже зря. Бог хоть и наделил Мару самой обычной внешностью – миловидное лицо, пухлые губы, ямочка на левой щеке; все же оставил место для фантазии. Этой самой фантазией являлись Марусины глаза – ярко-зеленая радужка, которая, стоило на неё попасть солнечным лучам, переливалась всевозможными оттенками серого и в своей кульминации доходила до искристо-салатового.
К сожалению, это не спасало ситуацию. Глаза, конечно, бывало пленили и околдовывали, но любые попытки парнишек сделать шаг навстречу строго пресекались на корню. В свои полные 17 лет Мару ни разу не целовалась, в то время как одноклассницы уже вовсю познавали те самые запретные радости и взахлеб рассказывали о последствиях. Маруся слушала, иногда улыбалась, чаще просто спокойно отходила в сторону, думая о том, как мало времени осталось до окончания школы и как много еще предстоит сделать для того, чтобы претворить в жизнь свои наполеоновско-петербургские планы.
Глава 3
Маруся медленно
