на гостиничное крыльцо знакомиться со швейцаром.
Дородный дядька, поразивший мое воображение еще в день приезда, был на месте. Пользуясь тем, что все отдыхающие сейчас были на скачках, он позволил себе расслабиться: отошел в тенек, расстегнул три верхние пуговицы форменного кителя, привалился к стене и так стоял, обмахиваясь фуражкой. Не то чтобы сегодня было слишком жарко. Просто по какой-то причине униформу для всех сотрудников гостиничного комплекса пошили из плотной шерстяной ткани, для августа не слишком подходящей.
– Надоела жара? – поинтересовалась я.
– Угу. Сейчас бы футболку надеть и под кондиционер завалиться. – Он лениво приоткрыл глаза. – На худой конец под вентилятор.
– А вы бы начальству сказали, что форму желательно выбирать по сезону, тогда и жара не мешала бы.
– А то мы не говорили, – вздохнул он. – Только кто ж нас слушает? Наше дело маленькое: велено имидж поддерживать, вот и маемся. А вы что же не на соревнованиях? Сегодня самая интересная часть.
– Обстоятельства не позволяют, – призналась я. – С раннего утра на ногах.
– Я думал, вы из отдыхающих, – протянул швейцар. – А вы, оказывается, работаете здесь?
– В некотором роде, – кивнула я. – О происшествии в конюшне уже слышали? Вот по этой причине я и не попала на соревнования.
– Родственница? – Он сложил сочувственную гримасу.
– Ни в коем случае, – успокоила я собеседника. – Скорее по долгу службы.
– Понятно. – Он закивал и охотно перешел на интересующую меня тему. – Вот ведь беда, а? Молодой, перспективный парень – и вдруг такая нелепая смерть. Ему бы жить и жить. А ведь какие надежды, говорят, подавал. И перспективы перед ним открывались, и все такое.
– Не знаю, не знаю. – Я старательно изобразила сомневающуюся. – Может, и были перспективы. Только я слышала, что все его перспективы – это фикция, здоровой конкуренции он не выдерживал. Отсюда и неприятности.
– Не понял, как одно связано с другим? – Швейцар в недоумении уставился на меня.
– А что здесь неясного? Вот скажите, зачем уверенному в себе спортсмену понадобилось в неурочный час мучить лошадь?
– Мало ли зачем? Решил проверить ее подготовку, вот и все, – неуверенно произнес швейцар.
– В два часа ночи? И после этого вы будете утверждать, что Лихарев не боялся конкурентов? А вы, конечно, видели его ночью. Спокоен он был или волновался? – наседала я.
– Как уходил – не видел, – признался швейцар. – Мы всю ночь стоять не обязаны. До двенадцати доработал, и на боковую. Утренняя смена с шести утра.
– Не видели, значит? Выходит, не можете утверждать, что Роман был спокоен в ту ночь. И был ли он в принципе спокойным, уравновешенным человеком, тоже сказать не можете, все только с чужих слов, – подлила я масла в огонь.
– Да нормальный
