около минуты.
Прищурившись, он уставился на двери.
Интересно, насколько силен в ней дух благопристойности? А может, что его-то в ней нет и в помине? Выглядела она воплощением пристойности, но была ли таковой на самом деле? Нет ли в ней скрытой порочности?
Сумеет ли он сломить ее оборону? Заставить ее, например, кричать? Хотя, если как следует постараться…
– Шейн. – Голос Грейси вывел его из задумчивости.
– Что, дорогая? – отозвался он, совершенно не понимая, о чем она говорит.
Его зять с немым вопросом в глазах почесал щетину на щеке:
– Мадди прислала сообщение, она спрашивает – не нужно ли нам еще что-нибудь из еды? Они сейчас как раз в магазине.
– Нет, – машинально ответил Шейн, но тут же спохватился, вспомнив недавнюю стычку с Сесили на кухне. – Постой, передай им, чтобы они купили чипсы и колу.
Митч состроил удивленную гримасу:
– Интересный заказ.
– Боже, как ты можешь есть такую дрянь! – возмущению Джеймса явно не было предела.
Шейн закатил глаза в притворном недоумении:
– Почему каждый раз, когда мне в голову приходит какая-нибудь блажь вроде чипсов или колы, ты читаешь мне наставления?
Как так получилось, что его брат стал именно таким? Когда и что Шейн упустил из виду, воспитывая его? Иногда посреди ночи он просыпался от охватывавших его тяжелых мыслей – все ли он правильно делал для сестры и двух братьев? Черт, после смерти отца он трудился, не жалея себя и не покладая рук, только чтобы оградить их от жизненных невзгод и житейских трудностей. Вряд ли он думал при этом об их чувствах, об их внутреннем мире. Но ведь и ему самому пришлось взрослеть слишком быстро.
И вот теперь с одной стороны у него был Джеймс, обладавший настолько гипертрофированным чувством самоконтроля, это оно не позволяло ему съесть даже один жалкий кекс, а с другой стороны – Эван, который постоянно подвергал свою жизнь глупому риску. Шейн покачал головой, размышляя о безрассудстве младшего брата. Эван страстно увлекался серфингом – за этим, как подозревал Шейн, скрывался тайный страх перед жизнью, перед необходимостью взрослеть.
Радовала одна лишь Мадди, по крайней мере она хорошо понимала, чего ей хочется от жизни.
Хотя тут вовсе не было никакой особой его заслуги. Мадди всего добилась сама, не прибегая к его помощи.
– Тебе ведь уже тридцать пять, – произнес Джеймс таким рассудительным тоном, каким он обычно говорил о пользе зеленого чая со льдом, без кофеина, но богатого антиоксидантами, перед тем, как отпить глоток.
Шейн нахмурился. С чего это всем так дался его возраст? Почему все то и дело напоминают ему о нем?
– Ну и что из этого? А тебе тридцать три, еще чуть-чуть, и с удовольствиями молодости считай можно распрощаться. Ты вступаешь в период зрелости.
Грейси поставила перед его братом-профессором
