отперла дверь – и Джузеппе, со шляпой в руке, бледный, расстроенный, вошел в комнату.
– Графиня, – сказал он, кланяясь: – вот письма, которые граф приказал мне вручить вам. Кроме того, он передал мне свой перстень для своего сына.
Графиня взяла у него из рук письма и перстень. Она смотрела на него с ужасом и боялась спросить.
– Но сам граф? – спросила она наконец.
– Граф следует за мною. Извольте взглянуть.
Он раздвинул складки портьеры и показал графине на носилках тело графа, поставленное двумя служителями посредине комнаты и окруженное четырьмя горящими свечами.
Из груди Луизы вырвался крик.
– Умер!
– Умер со шпагой в руке, как дворянин и как солдат. Вы видите, графиня, последняя мысль его была об вас.
– Где, когда, каким образом? спросила она.
В нескольких словах Джузеппе рассказал ей, как, проведя ночь за картами в Лектуре, граф отправился на рассвете искать барона де Саккаро, и как, застав его в Сен-Жан-ле-Конталье, он напал на него и убил.
– Тогда граф и написал письма, которые я обещал доставить вам. Потом он скончался от ран, получив отпущение нашей святой церкви.
Луиза упала на колена, закрыв лицо руками.
– Теперь, графиня, мое поручение исполнено и я могу идти.
И Джузеппе тяжело опустился на пол возле своего господина.
– Вот наконец и третий! – сказал он.
Служители, принесшие носилки, тогда же ушли. Графиня осталась одна с двумя трупами; кое-как она дотащилась до окна, ухватилась за него и с трудом выпрямились. Вдали, по дороге, при первых лучах света, неслось облако пыли, будто уносимое ветром.
– Ах! – сказала она, – вдова и одна!
Она подошла к столу.
– Но я могу написать, – продолжала она, – послать к нему верхового, вернуть его… – Она уже готова была опустить перо в чернила, но бросила его. – Как! – сказала она себе, – я предложу ему руку и вместе с ней заботу о разорённой женщине!.. Если граф де Монтестрюк искал смерти, то я, зная давно его дела, могу догадаться, что у него ничего не осталось… Сделаться бременем для него, после того как была его счастьем, мне!.. ни за что. И кто знает? может быть еще он и откажется… О, нет! Я сохраню имя, которое ношу, и добьюсь, чтобы сын того, кого уж нет больше в живых, носил это имя с честью.
Она затворила окно и уж не смотрела на белое облако, исчезавшее вдали.
– Теперь прошедшее умерло; надо думать только о будущем, продолжала она.
Графиня позвонила. Вошел слуга.
– Доложите графу Гуго де-Монтестрюку, что мать желает его видеть, – сказала она.
Через минуту вошел ребенок по-видимому, лет семи или восьми; она взяла его за руку, подвела к телу графа Гедеона и сказала:
– Отец твой умер, сын мой; мы остались одни… Помолитесь за вашего отца, граф.
Скоро зазвонили колокола капеллы и церкви и возвестили вассалам графа де Шаржполя о смерти господина.
