одеялом! – ворчит третий.
– Комендант проверяет караулы… – говорит, выходя из-за куста, Тимур и, заметив смущённое лицо третьего часового, жмёт ему руку: – Ты пришёл, ты не подвёл, Гриша. – Он выпрямляется. – Встаньте по уставу! Плечи не гни! Стой свободно и гляди в оба!
Из пролома каменной стены высовываются недоуменные лица Вовки и Юры.
– Он сошёл с ума! Такой мороз… Брр!.. – жмётся Вовка. – Вон кошка подохла. А у них опять сменяются часовые… Мне домой пора. Отец ничего, а бабка вредная, и она может стукнуть по затылку.
– Вот тебе и разведка… – уныло шепчет Юрка. – Эх, заложить бы под стены крепости хорошую бомбу!
– Бомбу?! – Вовка оглядывается, и заметив драный валенок на снегу, хватает его: – Отвлекай часовых! Засекай время! Бомба сейчас будет брошена!!!
Вовка и Юрка крадутся к стенам крепости. – Стой! Кто идёт? – кричит третий часовой.
К нему подбегает четвёртый. Оба настороженно вглядываются в темноту. А в этот момент с другой стороны перелетает через стену крепости и падает на снег драный валенок.
Не заметив его, часовые ходят опять чётким шагом вдоль стены.
Тревожно раскинувшись, бормочет что-то в полусне Саша. У него жар. Температура поднимается всё выше и выше.
Стена над Сашиной кроватью увешана деревянным оружием. На столе у изголовья – цветок в стакане и коробочка. У коробочки замерли два оловянных часовых. Дальше, на краю стола, выстроился целый отряд.
Саша приоткрывает блестящие от жара глаза и смотрит на своих солдат. И вдруг оба часовых точным движением сходят со своих подставок и, приподняв с полу приклады винтовок, чеканным шагом идут навстречу один другому вдоль охраняемого пространства. Саша улыбается. Но вот лицо его насторожилось. Быстрым движением поворачиваются оловянные часовые, перехватывают винтовки наизготовку, приклад к плечу. Пятятся. Смешным клубочком один за другим подымается дым выстрелов. Часовые выхватывают из-за пояса бомбы, бросают их. Беззвучно вспыхивает огонь, вздымаются клубы дыма.
А когда молочный дым рассеивается, над поваленными часовыми протягивается чья-то рука, открывает коробку и достаёт записку. Это нянька. Торопливо суёт она записку в карман и оборачивается. У дверей стоит Нина в пёстром халатике и тихо говорит:
– Анна Егоровна, идите, я посижу… Мне всё равно не спится.
Нянька поправила Саше подушку, вышла и, прикрыв за собой дверь, торопливо разворачивает записку. На её лице недоумение. Это чистый белый лист, без единой буквы.
А Нина взяла со столика термометр, покачала головой, подняла опрокинутый пузырёк и присела на край кровати. Подняв откинутую, сжатую в кулак руку Саши, она замечает в кулаке бумажку, разнимает Саше пальцы, берёт записку и читает: «Милая Нина, береги детей. Расти и сама. Прощай. Вернусь – всё хорошо будет. Степан».
Лицо Нины загорелось волнением и улыбкой. Она положила записку в коробку, опять поставила около неё двух оловянных часовых. И, благодарная, опускает голову на грудь Саше.
Часовые
