заговорил о чем-то важном – это было бы крайне глупо и не входило в планы начальника. – Скорее!
Джемма кивнула и бросилась по коридору в медицинскую лабораторию. Они слышали, как грохочут и звенят, подпрыгивая, листы металлического настила под ее тяжелыми защитными ботинками. Потом топот затих. И воцарилась тишина. Пару минут они ждали с напряженными лицами, что Джемма прибежит обратно со шприцом успокоительного наперевес. С таким же грохотом и топотом вернется к ним…
Но тишина встала. Словно гигантская пробка закупорила весь мир звуков.
Даже Виктор Пайнс больше не сипел и не хрипел. В мертвой тишине Акимов и Аксель услышали, как сочно шмякнулся с головы биолога еще один лоскут подгнившей перемороженной кожи, когда новая довольная ухмылка расползлась по лицу покойника.
Акимов посмотрел… и рванул к выходу. Аксель Грац – за ним. Неприятная догадка явилась обоим сразу – бессмысленная, нелогичная…
Но, как оказалось, правильная. Финишировав с разрывом в пару секунд у медицинского отсека, они убедились: Джемма мертва.
Нижняя часть ее тела – ноги в тяжелых ботинках и туловище в защитном костюме – валялись в луже крови перед входом в лабораторию, отсеченные массивной стеклобронированной дверью, а над верхней частью – головой, плечами, руками – усердно трудились два медицинских робота: бережно срезали одежду с мертвой Джеммы, выбривали волосы на ее голове, очищали кожу какими-то растворами, очевидно, подготавливая операцию…
Появление двух мужчин за стеклянными дверями отвлекло роботов лишь на пару секунд: деловито помигав в их сторону красными и зелеными лампочками, они отвернулись и вновь занялись Джеммой.
– Ну, что там? Дверь в медотсек сломана, да? А тамошние роботы сумасшедшие, – пожевав черными губами, сообщил Виктор Пайнс, когда Акимов и Аксель, потрясенные увиденным, вернулись в рубку.
Неизвестно почему, но перед глазами Акселя теперь постоянно маячило видение мертвой… Не Джеммы, нет! Линды. Изображение было нечетким, казалось сотканным из тумана; оно было, скорее, досадной помехой зрению, полупрозрачной дополненной реальностью… Но все же оно было – горькой приправой к действительному существованию Акселя Граца, оно присутствовало и ощущалось теперь во всем, что он делал, видел, слышал, осязал. Мертвая Линда – с откинутой назад головой, неестественно далеко выгнутой шеей и судорожно поблескивающей под его, Акселя, рукой голубоватой трахеей… «Я обещал вернуться. Но я не хочу. Не стоит,» – завороженно разглядывая разорванную шею Линды в своем видении, думал Аксель…
– Господи ты боже. Нам нужно отсюда выбраться! Чертовски неприятное ощущение, что на нас поставили капкан. Все это какой-то бред! – Вид у железного и бесчувственного Акимова был уже вовсе не такой железный и бесчувственный, как прежде.
– Ты, кусок замороженного дерьма! – закричал он на мертвеца. И вдруг умолк, что-то сообразив. – Постой-ка, приятель!.. А ведь это, должно
