же выбором, что и я несколько часов назад. И точно так же поразмыслив, решили, что вызов милиции не сулит им ничего хорошего. Остается только надеяться, что друга своего они нормально похоронят, а не выкинут где-нибудь на пустыре. Все же в их интересах, чтобы он нигде не всплыл.
Ну, тезка, да будет земля тебе пухом!
Осознав, что отпала необходимость в выполнении такой тягостной работы, что угнетала меня все последние часы, я испытал настоящую эйфорию. Спустя секунду вспомнил, что оставил в квартире свою куртку и следующую минуту стоял, борясь между инстинктом самосохранения и, даже не жадностью, потому что стоила она совсем немного, а просто жалостью к привычной вещи. Осторожность взяла верх, и я побрел, куда глаза глядят. Куртку все равно было жаль. Мы ее покупали на рынке вместе с Машуней, и она была одним из немногих оставшихся материальных символов связи с прошлым.
Ноги сами вынесли на трассу. Дальше продолжил двигаться в сторону Серпухова, шарахаясь в кусты от света фар приближающихся машин. Который же сейчас час? На мгновение пожалел, что не взял тезкин телефон, но тут же решил, что таскать с собой мобильник убитого – все равно, что самому себе вырыть могилу. Еще в самом начале пути почувствовал озноб, который со временем только усиливался. Когда дошел до моста через довольно широкую речку, уже всего трясло не по-детски. Похоже, все-таки простудился. Хождение под промозглым дождем в тонкой курточке принесло свои плоды.
При свете фонарей оглядел себя. Господи, какой кошмар! Весь в глине с ног до головы. Решив, что показываться в городе в таком виде не только неприлично, но и просто опасно, спустился к воде, пытаясь то руками, то пучками вырванной травы смыть грязь. После довольно долгих усилий это, в некоторой степени, удалось. По крайней мере, уже не выглядел так, будто мною играли в футбол на болоте.
Пока чистился, пару раз от слабости и головокружения чуть не свалился в мутные бурлящие воды реки. Слава Богу, обошлось, но, видимо, дело серьезное: надо лечиться, а то ведь так недолго и ноги протянуть. Накинул куртку, безуспешно пытаясь застегнуть ее онемевшими от ледяной воды пальцами, поднялся на мост и побрел дальше, по направлению к вокзалу, указанному стрелкой дорожного знака. Небо начало сереть, предвещая утро.
Каждый шаг приходилось делать усилием воли. Ничего не замечая вокруг, волочил ноги, повинуясь одной цели: во что бы то ни стало дойти до вокзала. Хотя, если поразмыслить, вряд ли я нашел бы там доброго волшебника, вмиг решившего все мои проблемы. Но мозг был уже практически неработоспособен. Максимум, что он мог сделать – это дать телу хоть какую-нибудь близкую реально выполнимую задачу.
В детстве читал книгу про летчика Маресьева, который полз по зимнему лесу восемнадцать дней с отмороженными ногами. Тогда мне показалось, что это почти невозможно. Сейчас, когда мне предстояло на здоровых ногах, хоть и в простуженном состоянии, пройти какие-то восемь-десять километров,
