и шипя от жара закутанного горшка с отваром для больного: бабушка велела донести его непременно горячим. Ха На стояла во дворе, ожидая, когда ей вернут посудину. Дула на ладони и уныло рассматривала волдыри в тех местах, куда все-таки плеснула кипятком. Завтра придется надевать в море перчатки – иначе до язв разъест.
– Что с твоими руками? – спросили над ухом. Девушка не успела не только ответить, но и даже оглянуться, как Сон Ён – опять подкрался, будь он неладен! – обошел ее и схватил за руку, поднимая и выворачивая, чтобы получше рассмотреть. Ха На не вырвалась только от удивления, что он вообще ее заметил и тем более коснулся. Молодой человек скривил губы, приказал застывшей в дверях служанке: – Подлечи ей руки!
И отошел на свое излюбленное место на краю обрыва. Ровно часовой на посту. Или дозорный, ожидающий заветного корабля с долгожданной вестью об освобождении. О том, что приговор был ошибкой…
Ха На подумала и поклонилась его прямой широкой спине.
– Спасибо, господин.
Тот лишь повернул голову и сказал скучно, рассматривая стену дома:
– Мин Хва слишком стара, чтобы ловить рыбу и выискивать по берегу моллюсков. Если ты заболеешь, некому будет носить еду… дедушке и старшему брату.
Значит, дошли-таки до высокоумных янбановских мозгов ее тогдашние ехидные слова!
Теребившая фартук служанка согнула спину. Вымолвила смиренно:
– Если господин прикажет, мы готовы поучиться.
Господин только дернул досадливо плечом в ответ. Ну, конечно, ему-то в голову не придет самому этим заняться, ученым да благородным такое не по чину! Известно ведь – даже если янбан тонет, он ни за что не поплывет, подобно собаке, а если замерзнет – все равно не подойдет к огню из рисовой соломы (достойный для дворянина огонь только из бездымного древесного угля)!
Ха На знала, что ссыльным выделяют какую-никакую еду, чтобы ноги не протянули, – если, конечно, не будет приказа сверху на голодную смерть. Но подозревала, что большая часть оседает на складе управляющего или самого господина Ли. Вон как парень заметно подсох – и ведь не только с горя-тоски, не оттого, что мечется целыми днями по берегу да по скалам…
Ха На терпеливо выдержала нанесение мази и повязки от сердобольной тетушки, тихонько причитавшей над ее волдырями. Поблагодарила, распрощалась со служанкой и с янбановской спиной и побежала вниз по склону, потом вдоль берега. Оглянулась на ходу. Не удержавшись, помахала на прощание торчащему над обрывом Ким Сон Ёну. Конечно, тот не ответил, даже не шевельнулся. Может, и вообще на нее не глядел.
Зато Ха На тут же была наказана за непочтительность – может, тем же токкэби[18], покровителем Кимов, – споткнулась на изученной до пылинки тропе и разбила горшок на мелкие черепки. Ащ-щ-щ! Собрала все в подол и, горестно вздыхая, понесла домой. Дедушка Хван Гу поворчит и склеит, но воду в него теперь уже точно не нальешь. Одни убытки от этих янбанов!
Сон Ён, вытянув шею, провожал взглядом прихрамывающую
Токкэби (токкаккви – одноногий бес, ходжу – повелитель пустоты) – нечистая сила. Появляется обычно в сумерках в безлюдных местах. В токкэби могут превращаться предметы, долго бывшие в употреблении: веник, кочерга, сито, тряпье. С человеком дружит, хоть и подшучивает. Особенно любит людей с фамилией Ким. Поэтому его иногда называют Учитель Ким (
