здесь воевали, тоже потери понесли. Я взвод частично пополнил отступавшими из других подразделений. Так что у меня сейчас тридцать семь человек в строю. Еще четверо тяжело раненных на повозки грузить собираемся. Их в санбат срочно доставить надо.
Младший лейтенант Трифонов, призванный в начале лета из запаса, оказался расторопным и хозяйственным командиром. Разжился повозками, пополнил взвод людьми. Крепко усилил взвод оружием, бесцеремонно забирая у отступавших бойцов ручные пулеметы.
– Нам они больше пригодятся. А ты винтовку, вон, подбери. С ней ловчее от немца удирать.
Некоторые пулеметчики, не желая отдавать оружие, оставались во взводе.
– Надоело бежать, а у вас танки-громадины. Ударим по гансам.
Оставалась в основном молодежь. Бойцы постарше торопились уйти, не веря, что немцев удержат.
В разбитых машинах на дороге Трифонов разжился консервами, ящиком подтаявшего топленого масла, кое-какими другими продуктами.
– Хлеба только нет. Я прикажу кашу варить, люди голодные.
– Раненых в тыл еще не отправил?
– Нет еще.
– Настели в одну повозку сена побольше. Обгоревших танкистов надо срочно в санбат везти.
Бывший учитель географии Матвей Филлипович Трифонов воевал недолго, но уже много чего повидал. Однако вид обгоревших молодых ребят из экипажей легких бензиновых БТ-7 заставил его невольно сглотнуть слюну.
Остатки комбинезонов вплавились в тело. Сквозь повязки проступала кровь, часть пальцев обуглилась до костяшек. Двое-трое были без сознания, но боль пробивалась наружу бессвязными выкриками и стонами.
Еще несколько человек сознания не потеряли. Можно было только догадываться, какие страдания они испытывают. Фельдшер Лыков Иван поил их разбавленным спиртом (небольшой запас морфина давно кончился), но обожженные распухшие гортани не принимали жидкость. Спирт вливали через трубочки, и люди, впадая в забытье, уже не ощущали такой боли.
Лейтенант с повязкой на глазах и обугленной левой рукой подозвал капитана и, стараясь придать голосу четкость, прохрипел:
– У меня «наган» сохранился. Один патрон на себя истрачу… все равно не выживу. Родным передай, что погиб в бою.
Капитан Василий Серов, не терявший самообладания, растерянно смотрел на фельдшера. Вдруг заплакала медсестра Сима Долгова.
– Вы не имеете права. И так сколько людей погибло, а вы молодого парня убиваете.
Голос ее срывался. У восемнадцатилетней девушки началась истерика.
– У лейтенанта ноги сожжены, и легкие уже не работают, – резко оборвал санитарку Иван Лыков. – Ему жить час-два осталось. Пусть поступает, как решил.
Лейтенант вытянул из-под шинели «наган», долго возился с предохранителем.
– Иван, помоги ему, – сказал Серов.
Хлопнул выстрел, и лейтенант, дернувшись, замер.
– Все, отправляйте людей, – торопил
