ни-никогда раньше не ела жа-жаркое из лебедя, – произнесла я, заикаясь и зажмуриваясь при одном только воспоминании о еде.
– Это не столько из-за лебедя, сколько из-за бургундского, – пробормотал он. – Полежите, скоро вам станет лучше.
У меня и вправду все еще кружилась голова, и я испытывала такую признательность к сильной его руке, какую могла бы испытать к руке собственной матери. Мне вовсе не казалось странным, что я лежу обессилевшая в темной незнакомой комнате, а Ричард Гренвил ухаживает за мной, весьма удачно справляясь с обязанностями сиделки.
– Поначалу я возненавидела вас. Теперь вы начинаете мне нравиться, – сказала я ему.
– Печально, что я снискал вашу милость лишь после того, как вас стошнило, – ответил он.
Я рассмеялась, но тут же снова застонала: лебедь вышел еще не полностью.
– Обопритесь на мое плечо, – посоветовал он. – Бедняжка, какое неудачное окончание дня рождения!
Я чувствовала, как он трясется от бесшумного смеха, хотя его голос, его руки были до странности нежными, и мне с ним было хорошо.
– Вы чем-то похожи на вашего брата Бевила, – заметила я.
– Нет, – возразил он. – Бевил – джентльмен, я – негодяй. Я всегда был паршивой овцой в семье.
– А Гартред?
– Гартред ни с чем не считается, кроме себя самой. Вам следовало понять это, когда вы были еще совсем юной, ведь она вышла замуж за вашего брата.
– Я ненавидела ее всем сердцем, – призналась я.
– Вряд ли в этом есть ваша вина.
– Она сейчас довольна, после того как второй раз вышла замуж?
– Гартред никогда не будет довольна. Она жадна от природы, и не только к деньгам, но и к мужчинам. У нее были виды на Энтони Дениса, своего теперешнего мужа, задолго до смерти вашего брата.
– И не только на Энтони Дениса, – вставила я.
– У вас не по возрасту длинные уши, – произнес он.
Я села, привела в порядок прическу, пока Ричард поправлял на мне платье.
– Вы были очень добры со мной, – сказала я, напуская на себя важность и вспомнив вдруг о своих восемнадцати годах. – Я не забуду этого вечера.
– Я тоже, – ответил он.
– Может, будет лучше, если вы отведете меня к моим братьям?
– Может быть.
Я неуверенно шагнула из темной комнаты в освещенный коридор.
– Где мы были все это время? – неуверенно спросила я, взглянув на него через плечо.
Он засмеялся и покачал головой.
– Это знает только Господь Бог. Бьюсь об заклад, это кабинет, в котором Маунт Эджкьюмб расчесывает волосы. – Он взглянул на меня, широко улыбаясь, и на секунду коснулся рукой моих локонов. – Никогда еще мне не доводилось дежурить у постели женщины, которую выворачивает наизнанку.
– Так же как и я никогда не позорилась так перед мужчиной, – достойно
