медведь плясал в кругу речников под барабан, в который бил мальчик. Тюленьи ворота охраняли двое копейщиков с эмблемой дома Мандерли на груди; они любезничали с портовой шлюхой и не обратили на Давоса никакого внимания. Ворота были открыты, решетка поднята; он влился в толпу и скоро вышел на мощеную площадь с фонтаном.
Из воды вставал каменный водяной двадцати футов ростом от хвоста до короны. Его курчавая борода позеленела и обросла лишайником, один из зубцов трезубца сломали еще до рождения Давоса, однако морской царь умудрялся сохранять грозный вид. Местные жители прозвали его Стариной Хвостоногом, а площадь, официально носившая имя какого-то покойного лорда, именовалась в народе не иначе как Хвостоноговой.
Сегодня здесь было людно. Женщина стирала в фонтане бельишко и развешивала его на трезубце. Под крытой колоннадой разместились писцы, менялы, маг, травница и очень неважный жонглер. Тут же рядом продавались яблоки и селедка с луком. Куры и дети путались под ногами. Огромные, окованные железом дубовые двери монетного двора, всегда закрытые прежде, были открыты. Внутри виднелись сотни женщин, стариков и детей. Они сидели на полу, подстелив меховые шкуры, и готовили еду на кострах.
Купив за полушку яблоко, Давос спросил у торговца:
– Что это за люди на монетном дворе?
– Большей частью крестьяне с верховьев Ножа. Люди Хорн вуда тоже. Прибежали сюда от бастарда этого, Болтона. Не знаю уж, куда его милость их денет. У многих только и добра, что на них.
Давос ощутил укол совести. Они ищут укрытия здесь, в мирном городе, а он хочет снова втянуть их в войну. Он надкусил яблоко, и совесть снова подала голос.
– А еду они где берут?
– Которые воруют, которые попрошайничают, – пожал плечами торговец. – Девки молодые собой приторговывают. Парню выше пяти футов, коли он умеет держать копье, найдется место в казармах милорда.
Стало быть, Мандерли набирает солдат… к добру или к худу. Яблоко было вялое, но Давос упорно жевал его.
– Не хочет ли лорд Виман примкнуть к бастарду?
– Как придет его милость ко мне за яблочком, непременно его спрошу.
– Я слыхал, его дочка выходит за какого-то Фрея.
– Внучка. Я тоже слыхал, только на свадьбу меня пригласить позабыли. Доел, что ли? Давай кочерыжку, мне семечки пригодятся.
Давос кинул торговцу огрызок. Стоило потратить полушку, чтобы узнать, что Мандерли берет ополченцев. Девушка у фонтана продавала козье молоко в чашках. Давос начинал вспоминать: в том переулке, куда Хвостоног указывает трезубцем, продается вкусная треска с поджаристой корочкой. Вон там бордель, почище многих других: там можно взять женщину, не боясь, что тебя ограбят или убьют. В другой стороне, в одном из тех домиков, что лепятся к Волчьему Логову как ракушки к кораблю, раньше варили темное пиво, густое и славное; в Браавосе и Порт-Иббене за него давали как за борское золотое, если местные оставляли пивовару что-то на вывоз.
Сейчас, однако,
