управдом. – Да и некогда мне. Прощайте.
Жучков решительно освободился от захвата опешившего адвоката и двинулся к дверям конторы. Павлов резко прыгнул вслед за ним.
– Секунду! Вы хотите сказать, что квартира не приватизирована? – выпалил Артем.
– Хм. Вот вы странный человек! – проронил Жучков. – Я же вам русским юридическим языком отвечаю. Конечно, нет. Не успел ваш отец распорядиться.
Артем, не веря, мотнул головой:
– Не может быть! Дайте посмотреть домовую книгу и журнал регистрации входящих документов! Немедленно!
Он так резко рассек ладонью воздух, что Жучков отшатнулся.
– Сказано вам, нет! Да и не положено вам смотреть нашу документацию. Вы не прокурор. Да и я, прости господи, не обвиняемый. Так что нет у вас таких прав, гражданин Павлов. И документов вашего отца у нас тоже нет. А на нет и суда нет, – ядовито подвел итог Жучков.
Павлов растерянно замер. Подобных отказов и юридических неудач у него давно не было. Рядовой начальник жилконторы нахально его отфутболил, и в принципе он был прав. А главное, визит участкового теперь выглядел вполне обоснованным.
«Это что же теперь? – мысленно охнул он. – Наша квартира вот-вот отойдет государству?»
«Дачники»
Дозвониться до человека, проживающего в дачной деревеньке Московской области, не так сложно, как до человека, отошедшего от мирской жизни. Василиса Георгиевна Павлова уже много лет вела затворнический, по современным понятиям, образ жизни. Ее тихое существование в старинном подмосковном городке Звенигороде нарушалось нечасто и лишь когда это было необходимо.
Для экстренной связи на даче был предназначен мобильный телефон, однако Василиса Георгиевна, как молчаливый, но последовательный противник всякой цивилизации, упорно его отключала. Бороться с ней было бесполезно, поэтому Артем и договорился с соседом, что в исключительном случае может позвонить ему и передать сообщение Василисе Георгиевне. Попытавшись безуспешно дозвониться до матушки, он поступил так и в этот раз.
Сосед, по счастью, оказался на месте и обещал за десять минут дойти до соседки и попросить все же включить молчащий мобильник. Артем подождал дежурные пятнадцать минут, вновь набрал мамин номер, и длинный гудок, не успев завершиться, тут же прервался знакомым голосом.
– Алло? Слушаю вас, – ровно и спокойно отозвалась матушка.
– Мамуля, это я, Артем, – Павлов нервно задрожал.
Он сглотнул неизвестно откуда возникший в горле ком. С потерей отца он вдруг впервые ощутил себя наполовину сиротой. Единственным близким и самым родным человеком оставалась мама. А ведь и она уже разменяла восьмой десяток.
– Артемушка? Сынуля, что случилось? – Мамин голос тоже дрогнул.
– Да, это я, мама. Ничего не случилось. Все нормально. – Артем едва справился с волнением.
– Ты что-то недоговариваешь? Я же чувствую! – настаивала она.
Павлов, услышав эти укоризненные интонации, вздохнул:
– Мамуля…
