жизни. Очень похоже. Да.
Но.
Нельзя забывать одно простое правило: после того – не значит вследствие того. После 1537 года Федор Степанович Колычев оказывается монахом Филиппом. Однако нет прямых и точных подтверждений тому, что он стал иноком вследствие событий 1537 года.
Более того, существует несколько серьезных доводов, работающих против этой схемы.
Во-первых, Житие ни слова не говорит о каких-то страданиях дворянина в связи с участием родни в мятежных делах. Там вообще не упоминается бунтовская история, в которой замешаны были Колычевы. Ни летописи, ни послания самого Филиппа, ни какие-либо иные документы не дают даже намека на связь между событиями 1537 года и постригом Федора Степановича в монахи. Эта связь установлена гипотетически, не более того.
Во-вторых, на протяжении нескольких десятилетий семейство Колычевых проявляло необыкновенную живучесть и, если угодно, непотопляемость! Положение его при дворе отнюдь не рухнуло в одночасье из-за «дела Старицких». Многие его представители сохранили высокое служебное положение, а некоторым еще предстояло добиться поистине выдающегося статуса в политической элите Московского государства. Минет четверть века, и на Колычевых обрушится новый страшный удар. Под него подставит родню Богдан Никитич Хлызнев-Колычев, когда-то служивший воеводой в удельной армии Андрея Старицкого. В январе 1563 года он станет перебежчиком в стан литовцев, притом совершит побег во время боевых действий: русская армия тогда «в силе тяжкой» двигалась на Полоцк. Богдан Никитич удрал прямо из походных станов и предупредил врага о подходе нашего войска. Несмотря на новый страшный позор, несмотря на то, что у Ивана IV должно было сформироваться подозрительное отношение к семейству Колычевых, они все-таки продолжали оставаться на самом верху русской военно-политической иерархии. Наконец, даже падение самого митрополита Филиппа еще не перечеркнет их влияния и не выбьет их с высоких чинов. Колычевы сохраняли высокое положение при дворе все годы правления Ивана Васильевича, да и после его смерти.
Положение любого рода при дворе в значительной степени было результатом бойцовых качеств его представителей. Трудно было пробиться в «высшую лигу» власти, однако еще труднее остаться там надолго. Временщики приходили и уходили, но несколько десятков семейств постоянно сохраняли в своих руках бразды правления страной, разделяя их только с монархом. Колычевы были именно среди этих семейств, и они умели грызться за свое высокое положение, умели отстаивать его. Они научились использовать все возможности, чтобы удержаться на вершине. Поэтому все сказанное выше о «предчувствии больших бед» может быть повернуто другим боком: кто готов бороться за себя, тот вылезет из тяжкой опалы. Потребны только воля, связи и уверенность в собственных силах. Федор Степанович, допустим, мог опасаться крупных неприятностей в связи с мятежом князя Андрея Старицкого; но в такой же степени он мог испытывать
