style="font-size:15px;"> – Если я не ошибаюсь, она чуть трапециобразна, – определил граф дю Нор, стоя у окна в банкетном зале Казино де Филармоничи, в здании Старых Прокураций, с умилением взирая вниз, на площадь Сан-Марко.
– Вы совершенно правы, Ваше Сиятельство! – энергично ответил прокуратор Пезаро.
Титулование «Ваше Сиятельство», конечно, резало слух цесаревичу, привыкшему, чтобы к нему обращались принятым «Ваше Императорское Высочество». Но так как он приехал в Венецию инкогнито, в качестве графа, то ему пришлось привыкать и к соответственному титулованию, которое было, увы, ниже титулования Пезаро (в Венецианской Республике все патриции имели право избираться на высшую государственную должность дожа, следовательно, их титул соответствовал российскому «князь» или западноевропейскому «принц»).
Разговор шел на французском, на котором цесаревич редко говорил, потому что с женой Марией Федоровной, урожденной прусской принцессой фон Вюртемберг, с друзьями офицерами, да порой и с матушкой-императрицей он предпочитал разговаривать на любимом немецком – на языке порядка, Канта и военного дела. Только тогда, когда речь заходила о Вольтере и об энциклопедистах, цесаревич слегка наклонял голову набок, засасывал щеки и, скользнув язычком по небу, нырял в фонтан французской лексики.
– Я не знал, что на площади, рядом с кампанилой стоит Триумфальная арка, – удивился он. – Да и амфитеатр тоже неожиданное явление.
– Не только, мой искушенный наблюдатель, не только. Этот деревянный двухэтажный теремок, который вы видите справа, загораживающий церковь Сан-Джеминьяно, тоже был построен в вашу честь!
– Неужели?
– О, да!
– А что будет в амфитеатре? – прямодушно полюбопытствовал цесаревич, взглянув на Пезаро как избалованный, нетерпеливый мальчик, которому отец обещает новую игрушку. – То есть… гм-гм-гм… я бы хотел осведомиться, для каких мероприятий используется сей гениальнейший плод архитектурной фантазии?
– Сейчас, виноват, не могу Вам сказать. Но я вас уверяю, когда наступит положенный час, зрелище, которого Вы с супругой будете свидетелями, не оставит Вас равнодушными. Но давайте вернемся к столу, Ваше Сиятельство.
Стол был небольшим: по меркам Венецианского государства он, можно сказать, даже был интимным – на сорок человек. Подавали все, что водится в Адриатике и в землях Северной Италии: сарды ин саор[10]; нежнейшие грансеолы[11]; омары, приготовленные на пару; запеченный окунь с восточными специями; тюрбо в расплавленном с петрушкой масле; пюре из вяленой трески, отваренной в молоке; каракатицы, поджаренные в собственных чернилах; ризотто из лангустов и кальмаров и ризотто из белых грибов; тонко нарезанное прошутто Сан-Даниэле; запеченные гусь и кролик с мостардой[12] и подливкой из сухого красного вина. Просекко, Соаве и Каберне лились каскадами.
Русские офицеры были одеты в атласные мундиры, на которых эполеты и звездообразные ордена сияли ярче
Сардины, замаринованные в уксусе и луке.
Венецианские крабы с длинными ножками.
Соус из фруктов, маринованных в горчице и сиропе.
