разбита… уничтожена… ей показалось, что солнце исчезает с её горизонта… и надолго, хотя ты рассчитываешь, что оно будет светить до конца дня.
«Кажется, я уже почувствовала вкус к этому молодому британскому самцу, – сказала она себе. – Глядя на его рот хочется оказаться вместе с ним на узком канапе. Он неплохо сложен! И какая походка… какой шаг…! До свидания, Дик!»
У двери она отвернулась, чтобы пройти в своё купе. Услышал ли он звук её слов: «До свидания?» На набережной, англичанин вдруг повернулся, поднял глаза к Этри, посмотрел на неё, затем вновь медленно закрыл свои веки, как будто взор его глаз наткнулся на слишком яркий отблеск солнца.
Этот жест её взволновал. Что он означал… после всего, что между ними… не произошло? А дым его трубки? Всего лишь угольная пыль? Он видел только её, или это действительно был лишь всего лишь только солнечный зайчик?
Но, в глубине души она знала, была уверена, что его глаза остановились на её прекрасном изображении… при виде её образа… в непроизвольном почтении к её красоте… возможно…
Флош вывела её из задумчиво-мечтательного настроения, в то время, когда поезд начал пробежку по берегу водной глади озера.
На сколь прекрасно это озеро… Люцерна! Luzerna! Италия! Italia! – Напевала она мелодию на стихи сонета Сорренто Джованни Боккаччо. – Мне бы очень хотелось приобрести почтовые открытки с этими видами для детей. Не могли ли бы Вы мне их купить на ближайшей остановке?
Этри, которая и сама коллекционировала такие почтовые открытки, была чрезвычайно любезна и, спустившись с подножки поезда на первой же станции, она выбрала самые интересные, и оплатив их, принесла в купе.
– Но ведь это дорого! – сказала Флош, с очевидным удовольствием принимая подношение. – И это ради мест, которые мы видели лишь мимоходом, и названия которых даже невозможно прочитать: Кюснахт! Что это такое…. Кюс… Нахт? Мой язык может поломаться, произнося такое. Для названия заурядной станции это просто смешно! Эти швейцарские имена и названия деревенек меня ошеломляют, и затем… это слишком дорогостоящая поездка… моя скупость меня просто душит… О! Как я страдаю!
Эти словесные излияния немного развлекли Этри, и она спросила:
– Вы пойдёте завтракать?
– Я?… Но я совершенно не хочу есть!
– Прошу прощения, моя дорогая… но, зная вас, не могу не полюбопытствовать… есть ли какой-то тайный смысл в вашем нежелании пообедать?
– О чём вы говорите? Тайный смысл? Ах! Я понимаю! Вы имеете в виду мою скупость? Впрочем… я не стыжусь вам в этом признаться, худеть и беречь – вот мой принцип и, как говорят, яйца в моем лукошке – это две заботы, которые никогда не оставляют меня.
– Очарована тем, что, наконец, узнала ваши основные принципы… впредь я вам буду доверять.
– Вы же так не думаете всерьёз! А как же быть
