были за вопросы, все они начинались с «Минуту, минуту…», «Вы утверждаете, что…», «И вы хотите, чтобы мы поверили…». Ужасно оскорбительно.
И все же после нескончаемых изнурительных препирательств мне удалось втолковать идиоту, как именно обстояло дело с зонтиком, и он согласился, что, возможно, был несправедлив ко мне.
– Ну а сумочки?
– Никаких сумочек никогда не было.
– Но я же приговорил вас за что-то на Бошер-стрит. Как сейчас помню эту сцену.
– Я стащил каску у полицейского.
– Это такое же тяжкое преступление, как кража сумочек.
Тут неожиданно вмешался Родерик Спод. Все время, пока происходило это судилище, – да, пропади оно пропадом, судилище столь же позорное, как суд над Мэри Дугган, – он стоял, задумчиво посасывая дуло своего дробовика, и лицо его яснее слов говорило: «Ври, ври больше, так мы тебе и поверили», но вдруг в его каменном лице мелькнуло что-то человеческое.
– Нет, – произнес он, – по-моему, вы перегибаете палку. Я сам, когда учился в Оксфорде, стащил однажды у полицейского каску.
Вот это номер! При тех отношениях, что сложились у меня с этим субъектом, я меньше всего мог предположить, что и он, так сказать, некогда жил в Аркадии счастливой. Это лишний раз подтверждает мысль, которую я люблю повторять: даже в самых худших из нас есть крупица добра.
Старик Бассет был явно обескуражен. Однако тут же снова ринулся в бой.
– Ладно, а как вы объясните эпизод в антикварной лавке? А? Разве мы не поймали его в ту самую минуту, когда он убегал с моей серебряной коровой? Что он на это скажет?
Спод, видимо, понял всю серьезность обвинения. Он снова отлепил губы от дула и кивнул.
– Приказчик дал мне ее, чтобы я получше рассмотрел, – коротко объяснил я. – Посоветовал вынести на улицу, там светлее.
– Вы неслись как ошпаренный.
– Я споткнулся. Наступил на кота.
– На какого кота?
– Видимо, среди обслуживающего персонала этого салона есть кот.
– Хм! Не видел никакого кота. А вы, Родерик, видели?
– Нет, котов там не было.
– Ха! Ладно, оставим кота в стороне…
– В стороне кот сам не пожелал остаться, – удачно ввернул я со свойственным мне блестящим чувством юмора.
– Кота оставим в стороне, – упрямо повторил Бассет, игнорируя мою шутку, будто и не слышал, – и перейдем к следующему пункту. Что вы делали с серебряной коровой? Вы утверждаете, что рассматривали ее. Хотите, чтобы мы поверили, будто вы любовались этим произведением искусства без всякой корыстной цели? Откуда этот интерес? Каковы были ваши мотивы? Чем может заинтересовать подобное изделие такого человека, как вы?
– Вот именно, – произнес Спод. – Именно этот вопрос хотел задать и я.
Ну зачем он подлил масла в огонь, старый хрыч Бассет только и ждал поддержки. Он до того взыграл, что и впрямь поверил, будто
