вам нужна комната…
– Да нет, – сказала я, чувствуя себя довольно глупо. – Я просто… я жила здесь раньше, и мне захотелось посмотреть… Мадам Леклерк еще живет здесь? Она была консьержкой.
– Это моя тетя. Она умерла.
– О, простите.
Она перелистывала бумаги, не переставая смотреть на меня:
– Вы похожи на англичанку.
– Я и есть англичанка.
– Да? А говорите без акцента. Ну, я думаю, раз вы жили здесь… Вы имеете в виду, в нашем доме? А как ваша фамилия?
– Моего отца звали Чарлз Мартин. Поэт Чарлз Мартин.
– Это было до меня, – сказала блондинка, лизнула карандаш и сделала осторожную пометку на одной из бумаг.
– Большое спасибо. До свидания, – сказала я и повернулась к чемодану, стоявшему на тротуаре.
Я оглядела внезапно потемневшую улицу в поисках такси. Впереди показалась машина, я подняла руку, но, когда такси подъехало поближе, увидела, что оно занято. Когда машина проезжала мимо меня, уличный фонарь ярко осветил ее сзади. Там сидела пожилая пара – худенькая женщина и дородный мужчина в костюме; две девочки-подростка примостились на откидных сиденьях. Все четверо были нагружены свертками и весело смеялись.
Машина скрылась из виду. Улица была пуста. За спиной раздавались шаги блондинки, поднимающейся по лестнице дома номер четырнадцать. Я оглянулась, бросила последний взгляд на свой бывший балкон и отвернулась, всматриваясь в дорогу в надежде увидеть еще одно такси. Ни дом, ни улица больше не казались мне знакомыми, родными.
И вдруг я перестала жалеть, что приехала сюда. Воспоминания о прошлом, пережитом, по которому я так долго тосковала, больше не преследовали меня – словно тяжкое бремя свалилось с плеч. Будущее все еще скрыто где-то в конце темной улицы, вдали от тусклого света фонарей, от которого по небу стлался желтоватый туман.
Я стояла здесь словно на границе между прошлым и будущим и впервые ясно увидела свою жизнь – то, что было, и то, что будет. Воспоминания об отце, матери и улице Прантан мешали мне чувствовать себя как дома в Англии; я не только осиротела, но и лишилась родины и всего, связанного с ней, плыла по течению, не имея никакой цели, не желая примириться с условиями жизни, которые были так жестоко и бесцеремонно мне навязаны.
Я упорно не хотела адаптироваться к ним, завоевать себе достойное место; вела себя как избалованный ребенок, отказывающийся есть пирожные потому, что ему не досталось самое вкусное. Я втайне надеялась, что произойдет чудо и все будет по-старому. Но такого не бывает. В память о детстве я отвергла то, что могла дать мне Англия, а теперь Париж, Париж моего детства, отверг меня. Здесь я тоже была чужаком. И если я хочу найти себе место в любой стране – что ж, человека принимают в свою среду только тогда, когда он заставляет признать его. Этим и придется заняться. Теперь у меня есть шанс – замок Вальми. Пока я ничего не знаю о членах семейства, кроме их имен; но скоро имена облекутся плотью, станут людьми, с которыми
