Вот она! Бери ее! – крикнул Ванюшка, продолжая ткать нить своих мечтаний, и так махнул руками, что спугнул стайку птиц, клевавших почти у самых его ног.
На этот раз не было принято никакого практического решения. Однако начало было положено. Эти три случайно сошедшихся человека представляли уже некоторую силу. Один без другого они едва ли смогли бы что-нибудь сделать и, вероятно, ограничились бы только тем, что помечтали бы о подводных плантациях и вернулись каждый к своим делам. Но при сложении этих трех человеческих величин, вопреки школьной арифметике, сумма была равна трем плюс икс. Этот икс являлся как бы процентом на капитал объединенного труда. Недаром кипящая вода весит несколько больше, чем при температуре замерзания. Ванюшка, Конобеев и Волков дополняли друг друга. У Ванюшки был «огонь», фантазия, смелость мысли, не связанной старыми предрассудками, искрящийся энтузиазм молодости. Конобеев имел практическую сметку и долгий-долгий житейский опыт, а Волков обладал знаниями и упорством в достижении цели. Огонь сжигает, вода гасит огонь. Но если на огне Ванюшкиного энтузиазма подогреть холодную воду конобеевского жизненного опыта в котле волковского знания, то может получиться пар, который будет двигать машину!..
Друзья (они были уже друзьями, связанными общей идеей) решили встретиться через несколько дней.
Глава 5
Письмо Миколы Гузика
Через несколько дней Волков, Конобеев и Ванюшка встретились на заранее условленном месте на берегу моря.
– Идет дело на лад! – воскликнул Ванюшка. – Я написал Гузику в Ленинград. Он, понимаете, из ударной бригады послан в вуз. Башковитый малый. И мой приятель. Одно время мы с ним вместе работали, там и подружились.
– Однако из этого дела ничего не выйдет, – неожиданно сказал Конобеев, шевеля усами и густыми бровями. – Я говорил с нашим артельным завом. Спрашиваю его: что, мол, если бы начать капусту разводить, как японцы, можно ли на это деньги из артели получить или из Дальсоюза. А зав говорит, что и думать нечего. Сажать капусту, говорит, нечего; одним прибоем, говорит, тысячи тонн на берег выбрасывает, так и гибнет, ни себе, ни людям. Эвона сколько! – и Конобеев указал на груды гниющих водорослей, выброшенных волнами на берег.
– А вон смотри! Это что? – воскликнул Ванюшка, указывая на лодку, в которой сидели два уже известных японца. Они продолжали сажать кусты бамбука. – Покажи нашему заву.
– То дело десятое, однако, – возразил Конобеев. – Японцы у себя всю морскую капусту до последнего кустика выщипывают, можно сказать, дно языком вылизывают, а у нас что? Хы! Собака на сене.
– А ты что раньше сам говорил? – вспылил Ванюшка.
– Говорил, что неплохо бы.
– Семен Алексеевич! Что же это такое? – спросил Ванюшка, покрасневший от волнения и разочарования. – Это же трудовое дезертирство. Неверие!..
– Я думаю, что Макар Иванович не прав, – ответил
