эта наблюдалась Гумбольдтом в Южной Америке в тысяча семьсот девяносто девятом году. Он прекрасно описал это чудесное небесное явление. Затем Леониды приближались к Земле в тысяча восемьсот тридцать третьем или тысяча восемьсот шестьдесят шестом году. Их ждали через обычный период времени в тридцать три – тридцать четыре года, в тысяча восемьсот девяносто девятом году. Но тут с ними случилось несчастье… Да-с, несчастье! Они слишком близко подошли к планете Юпитер, притяжение которой отклонило их от обычной орбиты, и теперь они проходят свой путь на расстоянии двух миллионов километров от Земли, так что они почти невидимы для нас…
Лесли сделал паузу, чтобы снова откашляться.
Карлсон, давно уже выражавший нетерпение, постарался воспользоваться этой паузой.
– Позвольте, уважаемый профессор, но какое отношение имеют падающие звезды Леониды, созвездие Льва и сам Юпитер к нашему предприятию?
Лесли дернул длинной шеей и с некоторым раздражением наставительно заметил:
– Имейте терпение дослушать, молодой человек! – И он, демонстративно повернувшись на стуле, обратился к Гильберту:
– Я занят сложными вычислениями, о которых не буду говорить подробно. Эти вычисления связаны с судьбою группы Леонид. Точность моих вычислений оспаривает мой почтенный коллега Зауер…
Гильберт переглянулся с Карлсоном. Не с маньяком ли они имеют дело?
Взгляд этот поймал Лесли, и, с раздражением дернув шеей, он окончил речь, направив свои круглые очки в потолок, будто поверяя свои мысли небу:
– Я болен… последняя стадия туберкулеза.
– Но вы не по адресу обратились, уважаемый профессор! – сказал Карлсон.
– По адресу! Извольте-с дослушать. Я болен и скоро умру. А ближайшее появление Леонид в поле нашего зрения можно ожидать только в тысяча девятьсот тридцать третьем году. Я не доживу до этого времени. Между тем я могу доказать свою правоту научному миру только в результате дополнительных наблюдений. И вот я прошу вас подвергнуть меня анабиозу и вернуть к жизни в тысяча девятьсот тридцать третьем году, потом опять погрузить в анабиоз, пробуждая в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году, затем в тысяча девятьсот девяносто восьмом году и, наконец, в две тысячи двадцать первом году. Ясно? – И Лесли уставил свои окуляры на собеседников.
– Совершенно ясно! – ответил Гильберт. – Но, уважаемый профессор, к тому времени ваш ученый противник может умереть и вам некому будет доказывать вашу правоту!
– Мы, астрономы, живем в вечности! – с гордостью ответил Лесли.
– Это все очень занятно, – сказал Карлсон. – Я вижу, что анабиоз – очень хорошая вещь для астрономов. Вы, например, можете попросить разбудить вас, когда погаснет Солнце, чтобы проверить верность ваших вычислений. Но мы – не астрономы – интересуемся более близким будущим. Сейчас нам нужен лишь опыт в доказательство того, что анабиоз совершенно безвреден и безопасен для жизни. Поэтому мы ставим условием, чтобы пребывание
