материализоваться, мы с Серым давно бы уже разложились. Но чудеса случаются крайне редко (особенно в СИЗО), а потому мы довольно комфортабельно валялись себе на тощих матрацах, наплевав на нереализованную энергию ненависти сокамерников.
– У-у-уу, чуханы – ебла позавалите! – лениво посоветовал Смирнов. – Не фуя таращиться – мы вам, бля, не кабаре-дуэт «Академия»!
Сокамерники безропотно притихли, не рискуя более тревожить послеобеденный отдых паханов.
– Присматривай получше, – бросил мне Смирнов и, отвернувшись к стене, опять погрузился в царство Морфея. Я посмотрел на часы (хорошо, что пластмассовые, а то бы отняли!) – до конца смены осталось сорок две минуты. Потом Серегина очередь караулить, а я смогу поспать. Сутки разбиты на четырехчасовые отрезки: четыре часа Смирнов отдыхает, а я бодрствую, затем наоборот. Если мы заснем вместе, нас моментально удавят сокамерники – и совсем небеспричинно…
Я опять потянулся и тяжко вздохнул. Зря доктор меня пожалел. Сидел бы сейчас в нормальной камере для сотрудников этажом выше – судя по слухам, там с лимитом все в ажуре – на каждого по шконке и хавки дают поболее. Любой сизошник знает, что при благоприятном стечении обстоятельств его толстая задница может моментально перекочевать из коридора на шконку, и поэтому сочувствует бывшим коллегам. А мы – психи (даром что к правоохранительным органам относимся), на сочувствие рассчитывать не имеем права.
– Скажи спасибо, дебил, что вас тут вообще отдельно держат, – огрызнулся корпусной, водворяя меня в камеру, когда я возмутился было, что народу тут более чем положено. – А то засуну в общую – махом отпидерасят! – И ловко протянул дубинкой по спине, отчего я стремительно влетел в свое новообретенное пристанище, отдавив кучке старожилов три ноги и ладонь. Дружно взвившись, старожилы отшвырнули меня обратно к захлопнувшейся двери и хором принялись выражать свое недовольство незапланированным появлением лишнего. В душе я был с ними согласен: камера четыре на два с половиной с двумя двухъярусными шконками на восемь рыл, а тут еще одного подбросили!
– А ну, тихо! – басом гаркнул с верхней шконки здоровенный мрачный мужик, заросший недельной щетиной. Гомон моментально стих. «О! Пахан местный, – решил я. – Очевидно, сейчас будут прописку делать». И, положив авоську с вещами на пол, начал разминать кисти рук. То, что в тесном пространстве камеры у противника было явное численное превосходство, меня особо не смущало. «Первого, кто кинется, рубану, второго загрызу – остальные после такого начала вряд ли пожелают резвиться, – подумал я. – Пусть они шизоиды, но не совсем же ведь законченные…»
– Ну и что ты за фуй с бугра? – полюбопытствовал верзила, медленно спускаясь со шконки на пол. Растолкав публику, он стал приближаться ко мне.
Повернувшись к каланче левым боком и слегка напружинив опорную ногу, я приготовился
