к опушке с фонариками, навстречу им вышли Генка, Милка и черно-белый теленок. Милка плакала и смеялась, размазывая слезы по исцарапанному лицу. Генка все еще пыхтел от возмущения, и на щеках у него были красные пятна.
Позади маячил мрачный леший – тощее сплетение веток и сучьев с ярко-синим спортивным браслетом на руке. Взрослые с радостными криками бежали к детям, дед кричал что-то Генке, то обнимая его, то потрясая ивовой лозиной. Черно-белый теленок бодал крутым лбом ноги Милкиной бабки.
Леший поглядел на все это из-за деревьев, отер холодные капли смолы со лба и ушел обратно в чащу, качая головой.
Когда родители приехали забрать Генку домой, он в первый момент даже растерялся. Стоял и таращился на мать, на отца и на ходомобиль, словно впервые их видел.
Родители всплескивали руками, и обнимали его, и причитали, что он похудел. А дед стоял в сторонке и усмехался в усы.
Когда растерянный Генка собрал свои вещи, ему торжественно вернули «умные часы», и Генке показалось, что он впервые видит знакомый с детства гаджет. Бледно-оранжевый плетеный ремешок выглядел странно и непривычно на загорелом запястье. Генка перевернул часы плоским экраном книзу и бочком выскользнул из дома. Увлеченные беседой родители маневра сына не заметили, а дед проводил внука лукавым взглядом из окна.
Когда Генка вернулся, уже без часов, родные ждали его у ходомобиля. Генка снова растерялся из-за того, что они так быстро уезжают, а он ни абрикосов напоследок не наелся, ни с коровьим стадом не попрощался. И даже не нырнул в озерцо на пастбище, которого месяц назад боялся до смерти, потому что вода в нем была непрозрачная и без буйков.
Пробормотав «Я на минуточку», Генка побежал в дом. Выглянул в окошко, уверился, что никто не идет за ним следом, и заколотил кулаками по подоконнику.
Под столом затопотало, потом зашуршало – домовой ловко карабкался по скатерти.
– Уезжаешь, значит, – сказал он, усевшись на край стола.
– Уезжаю, – подтвердил Генка и вдруг понял, что ему грустно от этого. – Ты о дедушке позаботься, хорошо?
– Не учи ученого, – буркнул домовой, – я за вашим родом семь веков присматриваю, и еще столько же смотреть буду, и еще пять раз по столько же… Ой! – Кузьма всплеснул руками. – А часы-то! Часы куда дел, недотепа?!
– Милке отдал. Пусть развлекается, да и связь держать сможем по спутнику…
– Тьфу, – домовой хлопнул себя по коленке, – она ж выкинет их, дурочка! Лучше б мне отдал, недотепа ты недотепистая! Так хоть бы знал, за что тебе от мамки влетит! Влетит же! Чего ей скажешь – потерял?
– Правду скажу, – удивленно ответил Генка, – что другу подарил. Родители мне новые купят, наверное – ну, если уже не сердятся из-за того теленка, которого я выпустил. А если сердятся – похожу пока без часов. Я привык уже. Из-за теленка им здорово влетело, да и мне влетело, видишь, месяц меня видеть не хотели, тоже еще…
– Да при чем он, теленок какой-то, – домовой запустил обе ладошки в свои спутанные
