и уселся на него, положив автомат на колени.
И просидел так полчаса, ни о чем не думая. Он не боялся, что его обнаружат чужаки: противопехотные мины – самое действенное средство, которое отрывает не только ноги и яйца, но и желание без спроса соваться на чужую территорию. Ну а потом часовые устроят любому выжившему калеке допрос с пристрастием… Бойцы отлично ориентировались даже в темноте – Прохану где-то удалось раздобыть приборы ночного видения. Где – он не говорил. Да никто и не спрашивал. Правда, ходили слухи, что там, где эти приборы хранились, теперь хранятся человек двадцать. В виде трупов. Незахороненных… ибо зачем? Зомбякам, которые выходят на охоту по ночам, тоже чем-то надо питаться…
Поэтому ночью наверх никто не высовывается, кроме караульных и сталкеров. Гнилой много раз ходил в ночное. Зомбяков он не боялся. Его интуиция, о которой уже лет десять ходили легенды, позволяла ему чуять опасность за километр, так что он даже иногда жалел, что ни разу не столкнулся нос к носу с теми, кто уже перестал быть людьми.
Хотя Гнилого порой занимал вопрос: вот те люди, которые считают себя людьми, – разве они на самом деле люди?
Вот он сам, Гнилой, – разве он по-прежнему человек?
3
Он дождался, когда тяжелая серая хмарь, спрятавшая солнце много лет назад, чуть посветлела, и только тогда двинулся в путь.
Он был уверен, что доберется к Барьеру до сумерек – в июне темнеет поздно.
Дыхание сразу сбилось – он пошел прямо по груде битого кирпича, которую не хотелось обходить.
Прохан был прав, когда сказал ему: «Ты хоть и мой лучший сталкер, но как был гнилым, так им и останешься, пока не сдохнешь».
Прохан был прав.
Но именно Прохан и посоветовал идти на рассвете.
«Береженого бог бережет», – буркнул он, положив на плечо Гнилого широкую, как лопата, ладонь.
Такими ручищами легко убивать – не раз думал Гнилой. И если тот когда-нибудь решит свернуть мне шею… то я не буду сопротивляться.
«А не береженого конвой стережет!» – добавил Прохан.
И захохотал.
Прохану было около шестидесяти, его тело сплошь покрывали татуировки, и Гнилой был уверен, что до Катастрофы тот сидел в тюрьме. Но, понятное дело, ни о чем таком он у Прохана не спрашивал.
В этом новом мире, что родился под грибами ядерных взрывов, считалось плохим тоном интересоваться у кого бы то ни было его прошлым.
Невинный вопрос о том, чем твой собеседник занимался до Катастрофы, вполне мог закончиться для слишком любопытного пулей или ударом ножа.
Гнилой и сам так поступал.
Иногда…
А потом люто себя ненавидел и напивался до беспамятства.
4
Когда Гнилой выходил «на прогулку», лишнего он не брал.
Только самое необходимое.
Вот и сейчас в его рюкзаке лежало несколько банок консервов, две фляги с водой, аптечка, коробки с патронами.
По карманам
