пункта и срывающимся шепотом сообщил мне, что все пропало, что он говорил с председателем и даже с местным врачом и что верьте не верьте, но Н.В. Селиванов два дня назад умер.
– Как умер? – глупо переспросил я. Будто я не знал, что человек может необыкновенно просто – взять и умереть.
– Ничего не понимаю, – сказал Герчик. – Участковый говорит, что – задохнулся во сне. Какой-то триллер. У него – рот был забит землей…
– Землей?..
О ночном происшествии в Лобне я уже успел ему рассказать.
Мы как зачарованные посмотрели друг на друга. И вдруг поняли, что совершили колоссальную, быть может, трагическую ошибку. Опасаясь ФСК (службы контрразведки, бывшего КГБ), опасаясь военных и службы безопасности президента, мы за всем этим упустили наиболее важное обстоятельство: нам обоим следовало опасаться еще и самой Мумии.
Земля – это оттуда.
– Елки-палки! – потрясенно сказал Герчик.
Лицо у него заострилось.
С этого момента мы знали, что находимся уже не под подозрением, наряду с другими, а являемся главным объектом, вероятно центром внимания. Черная сырая земля придвинулась к нам вплотную. И только вопрос времени – когда она на нас обрушится…
События осени 1993 года застали меня врасплох. Должен сразу признаться, что, к своему стыду, я не сумел их предвидеть. Несмотря на всю мощь страстей, бурливших тогда в Верховном Совете, несмотря на измену и двуличие бывших соратников, несмотря на ненависть, разряжавшуюся громовыми заявлениями обеих сторон, ненависть, кстати, иррациональную, не поддающуюся никакой логике, я, варясь в гуще этого, все-таки не ожидал, что противостояние двух властей примет форму открытого мятежа. Я не говорю про вице-президента Руцкого – Руцкой как был полковником, так полковником и остался, кругозор его не выходил за рамки дивизионного обеспечения: ни проанализировать ситуацию, ни предвидеть последствия он попросту не умел, верил лести, верил поддакиванию лизоблюдов, а в последние месяцы, усиленно подталкиваемый коммунистами, окончательно убедился, что именно ему предназначено спасти Россию. Разубедить его в этой глупости было немыслимо. Но за время сессий я немного изучил Руслана Хасбулатова. Это был хоть и очень амбициозный, но умный и осторожный политик, он гораздо лучше других понимал, что мятеж, в какой бы то ни было форме, будет подавлен, что любые беспорядки в столице на руку только администрации президента, и, по-моему, именно он в период блокады Белого дома остужал горячие головы и пытался удержать депутатов от крайних действий. Если вооруженные толпы все же вышли на улицы, то, наверное, лишь потому, что Руслан Имранович уже не владел ситуацией, стронулась лавина, ею невозможно было управлять, черная пена ненависти глушила разум, высвободились самые низменные, почти животные страсти, возобладала всепоглощающая шизофрения, и холодным октябрьским вечером колонна мятежников двинулась
