хотя, вероятно, и склонялся к господствующей на Западе товарно-металлической теории денег. Так, во внешней торговле он признавал необходимость полноценных денег, ибо западные купцы «почитают серебро и медь». В связи с этим для устойчивости денежного обращения и повышения престижа самодержавия серебряная монета должна чеканиться без всяких примесей и из металла самой высокой пробы. Эти же требования относились и к медной монете. При этом ученый осуждал выпуск низкопробной, «сумесной» (из смеси металлов) монеты, которая радует только фальшивомонетчиков и должна быть изъята из оборота. Все мелкие серебряные монеты предполагалось перечеканить в полтинники и рубли, однако использовать их преимущественно во внутренней торговли, а на внешнем рынке расплачиваться только червонцами. Изъятые из оборота мелкие серебряные и фальшивые монеты И. Т. Посошков считал нужным заменить легкой медной монетой, что дало бы казне огромный доход в 1840 тыс. рублей. В русле учения меркантилистов укрепление серебряного русского рубля связывалось с запретом вывоза драгоценных металлов за рубеж и необходимостью печатать золотые монеты в малых количествах для повышения престижа страны[95]. Петровские мероприятия в финансовой сфере подвергнуты И. Т. Посошковым острой критике. В частности, он отмечал недостатки двух основных финансовых монополий: соляной и винной.
Завершая обзор творчества И. Т. Посошкова, отметим, что ему посвятили содержательные исследования многие видные ученые-финансисты, о которых мы будем говорить в дальнейшем[96]. Например, В. П. Безобразов считал, что идеи А. Т. Посошкова «не имели никакого значения в истории науки не только всемирной, но и отечественной», что в узкомеркантильных понятиях его нет «особой высоты и гениальности», что меркантилизм русского ученого «не заключает в себе ничего полного и систематического, а перемешан со множеством других специальных мыслей»[97]. И. Т. Тарасов подчеркивал, что ученый «был абсолютистом и меркантилистом, воспитанным не наукою, а жизнью… Меркантилизм Посошкова вылился в менее рельефную форму, проникал не во все хозяйственные сферы, которых он касался, и переплетался с некоторыми воззрениями, характеризующими иное, позднейшее экономическое учение». И. Т. Тарасов считал, что как финансист наш герой «ступает твердою ногою в область нового, нарождающегося тогда, хотя и не известного ему учения физиократов, видевших в земле, в производительности природы единственный источник богатства и потому считавших ренту единственным податным объектом». С этим связано то, что идеи ученого появились «как бы на рубеже двух исторических периодов» развития финансово-правовой мысли[98]. Исследователи левой ориентации (Г. В. Плеханов, В. В. Святловский и др.) подчеркивали отсталость его финансово-экономических воззрений от аналогичных, сформировавшихся в то время в странах Запада[99]. В советский период личность и научное наследие первого русского экономиста также не
См.:
См.:
См.:
