задумается, не изменяем ли мы своей вере, читая католика, да еще в Православном университете, не поддаемся ли тонкому едва уловимому обману под благовидным облачением. Не впитываем ли под сладким видом незаметный яд. Вообще, читая католика, протестанта, не замутняем ли чистоту своей веры, своей Церкви.
Пусть такие опасения пройдут в нашей голове. И пусть они заставят вспомнить слова Спасителя в Евангелии от Матфея 15, 11: «Не то, что входит в уста, оскверняет человека; но то, что выходит из уст, оскверняет человека». В нашей Толковой Библии поясняется: никакая пища не может быть причиной духовного или религиозного осквернения. Что бы мы ни вбирали в себя, что бы вообще ни происходило с нами, нас это не грязнит само по себе. Всё зависит от того, что выйдет из уст, что и как мы будем говорить. Решит наше слово. Каким бы ядовитым ни было то, что мы вбираем, не это решает; это само по себе ничего не решает; решать будет то, что скажем мы. А со мной, если я говорю плохо, что происходит? Я гублю только самого себя, вас – не обязательно; вас я только может быть соблазняю, потому что для вас всё будет решать в сторону погибели или спасения опять то, что скажет ваш язык, не мой.
И отсюда жесткие, как я сказал, неожиданные выводы. Среди своей родной Церкви, слыша, впитывая только чистое, мы можем оказаться скверными и грязными, если из нашего сердца в наше слово выйдет из темноты зло, ложь.
Говорением, нечистым, мы губим себя – или даже, чтобы не перечислять, какое именно говорение будет нездравым, оскверняющим нас, лучше и точнее сказать так: мы губим себя и вместе с собой губим и то, что мы вобрали в себя, будь то даже божественное слово Священного писания, и его тоже губим, когда наше слово не идет от верного понимания божественного слова. Не обязательно толкования, изложения своими словами или перевода, а понимания, как мы о нем говорили цитируя О. А. Седакову, которая пишет дальше: «Но понимание, исключающее всякий перевод, – а такое и предполагалось в русском средневековье (ср. недоверие к любому «мнению» и толкованию…), – остается пониманием не в меньшей, а может, и в большей степени чем толкующее. Вопрос, на который отвечает такое понимание, то есть усвоение смысла, формулируется, вероятно, не «что это значит?», а «что из этого следует?». Такой характер понимания, строящий не параллельные ряды значений, а как бы причинно-целевые цепочки смыслов, остается актуальным для восприятия священного текста. Истолкование и некоторый «перевод», которые сообщает грамматический анализ, исполняют только коррегирующую функцию, предохраняя от построения ложных цепочек, – и не заменяют собой смысла, о котором шла речь».
Не «что это значит?» – в нашем случае верность Авраама Богу, послушность Исаака Аврааму, хождение Спасителя по водам, – а «что из этого следует?» Следует мощь и величие Бога; следует наше смирение перед Его могуществом; терпение; надежда; а главное, принятие нашего места: мы должны говорить, поступать так, чтобы не было измены той букве.
Хорошо,
