доходом поп на этот праздник.
Тут нищий руку протянул —
Поп-старец радостно вздохнул,
Куличик подал и яйцо,
И просиял ему лицом.
Недаром вдовы старца чтут…
И яйца, из муки творенья,
Поп раздарил все подношенья.
Прошло лишь несколько минут:
Осталась в небе стая птичек,
В корзинке маленький куличек,
Одно лишь красное яйцо,
И память встречи с мудрецом.
Смотрю на живописный сей портрет,
Изображён граф Пётр Румянцев:
Расшит камзол и кружево манжет,
Как будто он устал от танцев.
А вместе с тем, история гласит,
Что полководец был с талантом,
Им кубок славы в порохе испит,
В боях с врагом он не был франтом.
Сын Николай и славен, и умён,
Внёс вклад большой в культуру нашу;
В заботах графских этих он
Наш Гомель сделал ещё краше.
Смотрю с восторгом на Большой Дворец, —
Эпоха заполняет душу;
Былое, открывая свой ларец,
Меж нами все преграды рушит.
Ласкает сердце и чарует взгляд
Симфония самой архитектуры,
Где звуки не застыли, а звучат,
Поёт колонн клавиатура.
И красота, как истина, права:
Она светла, понятна людям;
В огне войны – а всё-таки жива,
И жив Румянцев в этом чуде.
Знать, созидал он с верою в народ,
Как сын Отечества, державы,
Деяний тех неоценимый плод
Овеян долго будет славой.
Судьба. И надо быть княгиней,
А сердце сострадания полно
К рабам, с их грубостью невинной,
Им стать людьми в веках запрещено.
Жить с уваженьем к человеку —
Идея одолела её ум.
И даже годы – добрый лекарь —
Ирину не спасли от этих дум.
Аристократка, мать по духу —
Княгиня строит в бремени забот,
Чужую боль приемля слухом,
Больницы и приюты для сирот.
И образ, подвигом прекрасный,
В народных песнях долго не умрёт.
Она своей легендой властно
Нас тоже к состраданию зовёт.
Забыто слово – «состраданье»;
и чувств таких ужнет давно,
хотя в общественном сознанье
оно от Бога нам дано.
Пример для нас Христа страданье,
не всякий может сострадать,
в нём боль и трепет Мирозданья,
готовность
