в Академии он стал одним из самых активных участников Общества религиозно-нравственного просвещения и часто выступал с проповедями и миссионерскими беседами как в зале самого Общества, так и в тех духовных и миссионерских центрах, которые тогда открывались при различных учреждениях и фабриках Санкт-Петербурга.
10 октября 1895 года он участвовал в открытии духовных бесед при Петровско-Спасской мануфактуре в селе Смоленском за Невской Заставой, где привлеченные к миссионерскому делу студенты Академии и священники обязались безвозмездно вести беседы два раза в неделю, по вторникам и пятницам. Первую беседу открыл Роман Иванович, сделав основной акцент на том, что «истинное счастье человека заключается не в богатстве и не в чувственных грешных удовольствиях, а в живом союзе с Богом, в повиновении Церкви Христовой и в мире со своей собственной совестью»2. Беседа окончилась глубоким вечером и произвела огромное впечатление на слушателей.
12 декабря 1897 года Роман Иванович выступил в собрании членов Общества от лица студентов-проповедников.
«Мы, студенты Духовной академии, – сказал он, – уже одним поступлением в это учебное заведение предрешаем свою будущую деятельность. Изберем ли мы пастырство, монашество или учительство, начиная с высшей школы и кончая низшей, наше главное дело определяется как воспитание душ, живых в вере Христовой. Вполне ли мы подготовимся к этому делу или совсем нет, все равно большинство из нас вступит на это поприще и так или иначе будет воздействовать на окружающую среду, только беда, если не в том духе, который будет соответствовать нашему званию. Четырьмя годами академического курса мы должны воспользоваться так, чтобы оказаться возможно более достойными нашего будущего звания. Проповедничество в этом отношении не стоит у нас поперек дороги…
Вот первое впечатление, вынесенное мною от слышания беседы одного не из красноречивых, но ревностных студентов-проповедников. Это было более трех лет тому назад, спустя месяца два после моего поступления в Академию. Хотя я и знал о том, что студенты ведут беседы, но сам не решался взяться за это дело, потому что считал его не по силам для себя. Только однажды, случайно заинтересованный тем, что один из моих товарищей собирался на беседу, и я решил пойти познакомиться с этим делом. Меня провели на Кирилловскую улицу. По-видимому, я ничего особенного там не увидел: небольшую залу в образах, проповедника в стихаре, говорящего с возвышения о святых мощах, и слушателей низшего класса. Но нужно было взглянуть на лица и выражение глаз слушателей. Нужно было видеть, какая пламенная вера горела в них во время пения церковных песнопений, хотя пение было не особенно хорошее; нужно было видеть, как все они обращались в слух во время речи проповедника. Кажется, они ни одного звука не проронили из беседы. Признаться, мне доселе не приходилось видеть ничего подобного в отношении к проповедуемому слову, а я не могу сказать, чтобы слышал доселе немногих проповедников. Я видел на западе России, как проповедники вызывают своим словом и всеобщие слезы, и вздохи. Но там чувствовалась какая-то
Санкт-Петербургский духовный вестник. 1895. № 42. С. 967.
