То, как он изучал ее, со стороны выглядело едва ли не эротично. Я не удержался от улыбки. Эротично выглядело и то, как я сам изучал свою будущую жертву – этого сорокасемилетнего мужчину, обладающего поистине юношеским здоровьем и хладнокровием опытного преступника. Напрочь позабыв о подстерегающей повсюду опасности, он сделал пару шагов назад и опять принялся рассматривать свое новое приобретение. Как оно здесь появилось? Кто мог принести сюда эту статую? Он понятия не имел даже о том, сколько она может стоить. Разве что Дора?.. Нет, Доре она бы не понравилась. Дора… Сегодня вечером она разбила ему сердце, отказавшись принять подарок.
Настроение его резко упало. Ему не хотелось вспоминать о Доре и ее отповеди – дочь говорила, что он должен отказаться от своего бизнеса, что она больше не возьмет от него ни цента для своей церкви, что, несмотря ни на что, она любит его и будет страдать, если ему придется предстать перед судом, что она не желает брать этот плат.
О каком плате шла речь? Он тогда сказал, что это, конечно, подделка, однако лучшая из всех, какие ему доводилось видеть до сих пор. Плат… И вдруг все встало на свои места. Обрывки подслушанного разговора соединились в моем сознании с недавно промелькнувшей перед глазами деталью – висящим в рамке на дальней стене небольшим фрагментом ткани с изображенным на нем ликом Христа. Плат… Плат Вероники.
Всего лишь час назад он говорил Доре:
– Тринадцатый век! И он действительно прекрасен, поверь! Ради всего святого, Дора, прими его. Ведь если я не могу оставить все эти вещи тебе…
Так вот какой подарок хотел он преподнести дочери! Лик Христа!
– Я больше ничего не возьму у тебя, папа, я же говорила. Я не хочу…
Но он настаивал, мотивируя свою просьбу тем, что в будущем она сможет выставлять его новый подарок на обозрение публики – равно как и все прочие сокровища – и таким образом зарабатывать неплохие деньги для церкви.
Дора в ответ лишь расплакалась. Да, именно так все происходило в отеле, в то время как они с Дэвидом сидели в двух шагах от них, в баре.
– А если, предположим, эти ублюдки действительно заловят меня на чем-нибудь и предъявят обвинение, которое я не смогу опровергнуть… Ты хочешь сказать, что и тогда не возьмешь эти вещи? Ты допустишь, чтобы они достались совершенно чужим людям?
– Они ворованные, папа! – сквозь слезы твердила Дора. – Они ворованные! Все эти сокровища грязные!
Он действительно не понимал свою дочь. Сам он был вором едва ли не с младенческого возраста. Ему вспомнился Новый Орлеан. Пансион… Причудливое смешение нищеты и элегантности. Вечно пьяная мать… Старый Капитан, управляющий в антикварном магазине… Перед его мысленным взором проносились видения прошлого. Он, моя нынешняя жертва, а тогда еще мальчишка, каждый день перед школой приносил Старому Капитану, занимавшему передние комнаты в доме, поднос с завтраком. Пансион… служба… элегантные
