и получил права на вождение мотоцикла, – сейчас уходят за бешеные бабки.
– Шестьдесят пять, – сказал металлист.
Азиат поколебался.
– Семьдесят, – обронил Боб.
– Семьдесят пять, – поддал азиат.
– Восемьдесят, – едва ли не выкрикнул Боб. Все смотрели на него. Азиат пожал плечами.
Пит посмотрел на металлиста, который уже шагал прочь, на ходу потирая татуировки.
– Восемьдесят долларов за этот лот, – зачастил он. – Кто даст восемьдесят пять? Восемьдесят пять долларов, поднимаем до восьмидесяти пяти? – Никто не спешил поднимать ставку. – Восемьдесят долларов раз, восемьдесят долларов два… продано за восемьдесят.
Он ударил пластиковым молоточком по своей планшетке, нацарапал что-то на прикрепленном к ней листке бумаги и обратился к Бобу:
– Вы выиграли аукцион за эту ячейку. С вас восемьдесят баксов наличными.
И он протянул испещренную старческими пятнами руку за деньгами.
Все заулыбались, как будто это была какая-то тайная шутка, адресованная Бобу. Что-то холодное и скользкое заворочалось у него в животе.
– Наличные, сэр, – поторопил его Пит.
Боб полез в карман.
Позже, на стояке, загружая мешки и половину велосипеда в свой грузовичок, он перехватил азиата до того, как тот уселся в свой «бимер».
– Вы часто этим занимаетесь?
– Я? – Мужчина вежливо улыбнулся. – Вообще-то в первый раз. Я анестезиолог, и мне нужно быть в больнице Марина-Мерси к шести часам утра. Я решил, что это поможет мне проснуться. И действительно помогло.
– Почему вы торговались за лот четырнадцать пятьдесят пять?
Этот вопрос, казалось, удивил азиата.
– Я собирался то же самое спросить у вас.
Боб вернулся домой к семи; над араукариями, растущими перед многоквартирным домом, где он обитал, жужжали мухи, сквозь пыльные окна в квартиру проникало безжалостное солнце. Боб сгрузил мешки на пол в своей неприбранной маленькой гостиной.
Он решил, что надо бы немного поспать, потом опрокинуть первый за день стакан «Кровавой Мэри», затем прошерстить свою добычу, а затем позвонить в компанию в Согасе.
Он рухнул на кровать, не снимая пропыленной одежды, в которой был на аукционе, и закрыл глаза.
Подумал о Кэти. О штрафе. О том, что говорят за его спиной его братья.
Поднялся, взял кухонный нож и вспорол первый мешок.
Внутри были коробки с играми – «Монополия», «Скрэббл», «Риск», – но в них не было ни фишек, ни карточек; ничего, кроме досок с полями, да и то помятых.
Отлично.
Во втором, более тяжелом мешке, обнаружились пожелтевшие газеты. Пресса. Зачем кому-то понадобилось платить за хранение этого дерьма?
Ощущая нарастающую боль в желудке, Боб уселся на пол и начал перерывать многонедельные стопки «Лос-Анджелес таймс». Ничего по-настоящему старинного, никаких исторических заголовков,
