считалось чуть более трёхсот, а это по губернским меркам было не Бог весть что. Хотя год от года барская запашка неуклонно сокращалась, имение не только не было заложено, но и долгов за ним не водилось, что по тем временам было едва ли не чудом. Главные выгоды Соловьёвки состояли в составе её угодьев. На двести десятин полевой земли, приходившихся на аршинный чернозём, было в нем сто десятин заливного луга, лучшего в округе. Цены на луга год от года росли и к тому времени, когда Александра Николаевна поневоле встала на капитанский мостик, доходили уже до шестидесяти рублей за десятину. Соловьёвские сена считались лучшими на Паре. "Не прокосишь", – говаривали о них крестьяне. Этими-то лугами и держалась усадьба. При таком счастливом положении дел от хозяев и не требовались никакие особенные таланты, нужно было только не мешать раз навсегда заведённому порядку. Управляющих здесь не держали вот уж лет двадцать, хозяйством покойный Леонид Воинович занимался лично, да и несложно было тут опытному человеку управляться и без помощников. У окрестных крестьян в наделах было очень мало хороших заливных лугов, и даже на прикупленных после "Положения" некоторыми деревнями землях не было хороших покосов.
– Нешто она могёт, нешто она хозяин какой, – качали головой соловьёвские мужики, – покрутится-покрутится, да и возьмёт приказчика. А приказчики да управляющие, известно, – дай срок, все разволокут.
Но Бог хранил Соловьёвку и послал Александре Николаевне в помощь и во спасение "мужика кредитного", одной своей семьёй обрабатывавшего что-то около пятидесяти десятин. В своё время покойный Леонид Воинович ссудил церковного старосту Терентия Даниловича Скакунова, откуда и пошло в гору его благосостояние. Сыновья его, молодец к молодцу, носили красные рубахи и синие поддёвки, и даже и не помышляли о выделе от отца. Жёны их – крепкие, высокие, здоровые и приятные на лицо молодухи, были им под стать и жили на удивление мирно и дружно. Терентий Данилович покрывал свое семейство железной перстью.
– Ты вот что, матушка, – сказал он как-то Александре Николаевне, – ты ржицы бы не сеяла, убирать некем, тож на тож пойдёт, а обчеству под выгон. Лугами, матушка, живи. Луга вас испокон кормили. Вот ими и живи. А то дели на доли да продавай – лучше всякой банки. Тебя Бог не обидел. И тебе, и деткам хватит.
Помимо Александры Николаевны, население усадьбы составляли Гапа, кучер Игнат да скотник Дорофеич со своей женой Лукерьей, следившей за птицей. У Дорофеича и Лукерьи имелся домишко в деревне, но большую часть времени они проводили в усадьбе.
С известными оговорками к населению усадьбы относились и священник Андрей Восторгов с женой Василисой Ниловной, жившие в собственном доме при церкви. Обе их дочери учились в Епархиальном училище в Рязани и в Соловьёвку жаловали только на вакации. К дому их была пристроена каменная церковная сторожка, неподалеку стоял крытый железом сарай для складки дров. Место это носило название церковной
