– в осенней ржавчине. Август! Дул лёгкий ветерок, равномерно-седое небо обещало прохладный день. Так светло и спокойно. Странно даже подумать, что ближайшее селение – примерно в трёх сотнях километров, до того всё кругом было мирным и по-домашнему тихим.
Заметила краем глаза, что рыжие ветви куста колеблются от ветра, как перья на прабабушкином веере, быстро и мягко… Хотя, позвольте, при чём же здесь ветер? Сучья довольно толстые, а движение воздуха – слабое. У хвойных, вон, только самые макушки подрагивают, а тут… Удивительное явление! Я замерла и уставилась на него. И вдруг, с громким треском, куст раскололся надвое. На землю полетели листья, – и нечто громадное, тёмно-бурое начало медленно выдвигаться наружу, надсадно и тяжело пыхтя. Оно закрыло палатку. Оно было совсем близко – я увидела, как под влажной от росы кудлатой шкурой мощно перекатываются бугры мышц. Почувствовала острый звериный запах. Хотела закричать. Не смогла. И как-то вскользь ощутила недовольство собой: надо же, голос пропал, именно когда нужен.
Неожиданно земля – действительно круглая! – мячиком катнулась под ноги. Сама, вроде бы даже помимо моего желания. Я только отметила эту, очередную, странность. Где-то на периферии зрения и сознания, ускоряясь, побежали назад деревья, и в лицо ударил воздух, неожиданно плотный и густой, как сироп или клей.
Потом – провал. Ничего не помню.
Острая боль и солёный вкус во рту. Хлопнулась, споткнувшись о корень. Не могу подняться! Нет сил, колет в боку и совсем запыхалась. Похоже, бежала долго.
Осторожно села и прислушалась: если не считать моего собственного шумного дыхания, всё тихо. Слава те, Господи! Никто не гонится. Можно спокойно возвращаться, ребята заждались, небось. Правда, миски с ягодами нет как нет, похоже, посеяла. Жалко. И беретка. Где любимая беретка? Чёрненькая, с хвостиком-торчочком посередине, заслуженная модель шестидесятых! Непромокаемо-непродуваемая, незаменимая! К тому же папина, между прочим. Ладно, надо подниматься. Больно-то как. Крепко ушиблась: колено ломит, плечо ноет, а скула так и пульсирует, горячо и щекотно. Зря не таскаю в кармане зеркальце, посмотрела бы, что с лицом. Потрогала щёку пальцем – липко. Кровь. Совсем хорошо. Ох, и влетит же мне.
Надо идти, однако…
Надо идти.
Надо!
А куда, собственно?
Однообразное, чуть холмистое, светлое редколесье тянулось во все стороны. Лагеря видно не было. Журчанье реки тоже исчезло. Никаких стёжек-дорожек. Здесь даже звериные тропы – наперечёт, их на карты наносят. Серое небо, серый ягель и свечки-деревья… Ягель – не мох, это лишайник, грибоводоросль. Если на него наступить, он примятым не остаётся. Будто резиновый, расправляется, выпрямляется – и опять новый. Никаких следов, по которым возвращаются назад герои Майн Рида и Джека Лондона. Очень некстати в голове зазвенел припев популярной песенки:
Мой адрес – не дом и не улица,
Мой адрес – Советский Союз!
