раздвинулись и внутрь пахнуло сначала ночной влажной прохладой, а следом за ней в палатку ввалились сначала двое, а затем ещё один, – по-видимому, разгорячённые молодые люди. Глаза их были возбуждены, казалось, они что-то перепутали. Или перепутали палатки, или территорию фестивального лагеря, или вообще лес и деревню – весь вид их говорил о том, что это явно не артисты фестиваля. У третьего ночного гостя в руках была двухлитровая пластиковая бутылка, по-видимому, с недопитым мутным пивом.
– Ну чо, мужики, – сквозь зубы процедил первый.
– Водка есть? – также сквозь зубы промычал второй вошедший.
– Если есть, наливай, бить тогда не будем, – сплевывая семечки, отрезал первый.
Зрачки у третьего вращались по какой-то неведомой орбите.
– Водки нет, – сухо ответил Рустам. – Чай, пожалуйста, салям алейкум.
– Чо, татарин что ли? – по-прежнему, сплевывая семечки на пол палатки, продолжал первый ночной гость.
– Татарин. А что?
– Ничего. Так спросил. И чо, вы тут на чае одном сидите? Ведь фестиваль… как говорится, в самом разгаре? – своим торсом он выполнил некоторое круговое танцевальное движение.
– А у нас чай… и вот ещё, – Рустам показал на коробки, – конфеты есть, халва.
– Глянь, Михась, у них халва есть, – злобно рассмеялся второй.
Первый вошедший, это и был, видимо, Михась, – коренастый, невысокого роста, больше смахивал на тракториста, – руки у него были мощные, загорелые и пальцы всё время сжимались в огромные кулачищи. Было похоже, что он «сходил» у остальных за «старшего» этой компании. Михась распрямился, мотнул головой, обвёл глазами палатку, затем стол и сидящих за ним.
– Говорил, я вам, уроды, – оглянувшись на своих друзей, сказал он. – Эти фестивальщики все тронутые. Водки не пьют, девок нет. – Он обернулся к друзьям. – Ё-мое, да это не фестиваль, а гадюшник какой-то. И чего, вам за чаем… самим-то не скучно? – говорил он, обращаясь к сидящим за столом.
– Не скучно, – спокойно ответил Николай. – Когда хорошая компания соберётся, никогда не скучно. И без водки можно посидеть.
– А чо без водки-то сидеть? О чём базарить-то?
– Можно говорить о рыбалке, кто поймал самая большой рыба, – вставил свой голос Атыр. – Можно об охоте…
– О жизни можно поговорить. Об истории. О Боге, – пытался ввести беседу в культурное русло Николай.
– О, слышь, Михась! Они ночью в темной палатке при свечке о Боге говорят! – потирая руки, тонким голосом взвизгнул второй ночной гость, больше похожий на баскетболиста. Он был высокого роста, на полголовы выше Михася, щуплое, чуть хилое тело, тонкие руки и кучерявые волосы. – Пионерский лагерь какой-то!
– Погодь, Серый. Погодь. Интересно, а чего вы о Боге знаете, чтобы сидеть тут, «перетирать»?
– Мы тут не «перетираем», а… разговариваем. Можем с вами поговорить, – жестом пригласил за стол непрошенных гостей Николай.
– А чего говорить-то? Чего нового вы мне о Боге расскажете? О заповедях что ли?
