рассыпанной мукой и сахаром Вивиан не находила ничего приятного.
– Как прошел День независимости? – спросил я у мамы. – Ходили с папой смотреть фейерверки?
– Нет, остались дома, – ответила она. – Слишком уж много повсюду народу и машин. А вы как отпраздновали?
– Как обычно. Сначала сходили на праздник в нашем районе, потом на бейсбольный стадион.
– И мы тоже! – подхватила Лиз. – Надо было пойти вместе. Мы могли бы договориться заранее.
– Извини, не додумался.
– Тебе понравился фейерверк, Лондон? – поинтересовалась Мардж.
– Очень-очень, просто супер! Только было ужасно громко!
– Да уж.
– А теперь мы будем печь кексики?
– Конечно, милая.
Как ни странно, мама не составила им компанию – вместо этого она задержалась со мной, а когда остальные скрылись в кухне, расправила перед своего фартука. Как делала всегда, когда нервничала.
– У тебя все в порядке, мама?
– Ты должен с ним поговорить. Ему надо к врачу.
– Почему? Что случилось?
– Боюсь, что у него рак.
Насчет рака мама всегда высказывается с полной определенностью, называя его не болезнью и даже не онкологией, а раком. Сама мысль о раке приводит ее в ужас. Он отнял жизнь у ее родителей и ее старших братьев. С тех пор рак стал постоянно возобновляющейся темой разговоров с мамой, воплощенным злом, ждущим случая, чтобы нанести удар, когда его меньше всего ждут.
– Почему ты решила, что у него рак?
– Потому что при раке бывают трудности с дыханием. Так было с моим братом. Сначала рак отнимает дыхание, а потом и жизнь.
– Твой брат выкуривал по две пачки в день.
– А твой отец не курит. Но на днях с трудом отдышался.
Впервые я заметил, что естественный румянец на ее щеках поблек.
– Почему же ты мне не сказала? Что случилось?
– Вот как раз сейчас я и говорю, – ответила она и тяжело вздохнула. – В четверг после работы он сидел на веранде. Я готовила ужин, и, хотя жара стояла несусветная, твоему отцу втемяшилось в голову переставить ту кадку с японским кленом с одного конца веранды на другой – мол, чтобы солнце не пекло.
– В одиночку?
Я бы не мог сдвинуть эту штуковину ни на дюйм. Она весила как минимум несколько сотен фунтов. И даже больше.
– Ну да, – ответила мама, словно мой вопрос прозвучал глупо. – Передвинул, а потом несколько минут не мог отдышаться.
– Ничего странного. Любой после такого отдышался бы с трудом.
– Но не твой отец.
Я согласился с ней.
– И что было потом?
– Я же только что сказала.
– Долго он приходил в себя?
– Даже
