ты так? Нанял кого-то, вот не надо было… – такая ж трусиха, как сам. Я попытался высказаться, она продолжила: – Я завтра приду к нему, поговорю. Я ведь твоя родственница.
– Почти, – впервые произнес это слово. – Мы не расписывались.
Вдруг начал сожалеть об этом.
– Нет, настоящая. Я ведь сестра твоей жены, – обоих кольнуло, замолчали. Через некоторое время она продолжила: – Я поговорю. А, все же, мне кажется, он прав насчет Али, понимаешь… – я не выдержал, усадил ее на шкафчик, выложил все, быстро, зло. Когда закончил, тяжело дыша, утирая пот, она по-прежнему сидела, ничуть не переменившись в лице, глядя прямо в глаза. Я, смущенный неслучившимися переменами, отвел взгляд. Горло село от напряжения, последние фразы я договаривал с огромным трудом.
– Конечно, он сволочь, но ведь он желал тебе добра, – наконец, разорвала молчание. – С самого начала хотел оградить.
– От чего оградить, скажи на милость… – я закашлялся, тяжело, давясь воздухом. Немного отпустило. Я понимал, она истово верит, закрывается верой своей, стараясь не замечать ничего, кроме ложных выводов о смерти и сейчас ее не пробить, без фактов. Переломить может только весомое доказательство, не оставляющее от Тарасовых свидетельств камня на камне. Но почему она уверилась, почему ей так удобней? Неужто она плохо знает Алю? Да нет, не может знать плохо, они ладили, вплоть до моего появления, да и потом все равно поддерживали, худо-бедно, отношения. Значит, знает то, что я, уверенный в своей любови, прежде не хотел замечать? Как того надлома? Как ее страхов? Как… да много чего.
Я сел рядом, помолчали. Наташа пошла готовить ужин на скорую руку из спешно купленных по дороге продуктов. Тут только я спохватился, вспомнив ее появление.
– Тебя Тарас предупредил об аресте, да? – она не отвечала. – Ну тогда я… я понял.
– Что ты понял, что? Год с ней прожил, а так и не разобрался, и дай бог, чтоб так и оставалось. Она ушла, и наверное, правильно, что так ушла, пусть будет так, я не хотела бы, понимаешь, не хотела бы узнать другого. Для меня это честнее и правильней. Да что я говорю, ведь на самом деле так и было, если разобраться, она сама ушла, чтоб ни выкопали. – и тут же: – Не смотри на меня, ты не знаешь, хорошо, что не знаешь. Вам так легче было, ведь правда, вам хорошо было, да?
Меня мороз пробрал. Я поднялся и вышел, затем вернулся, неловко поцеловав в щеку. Наташа обняла и тут же отпустила. Не отошла еще, в отличие от Али, она медленно отходит. На словах быстро, но в душе…
Ели молча, каждый замкнувшись в себе. Потом уже просили прощения, пытались объясниться, исправиться, но уж больно неумело. Будто не хотели. Наташа решила попрощаться, я согласился. Забрала мусор с собой, поцеловала в щеку и попросила не беспокоиться, завтра придет снова.
– Не надо рваться, Таш, правда. Завтра Яна приезжает. Я справлюсь.
– Я не только из-за тебя, мне надо… – и замолчала. Съежившись, пошла к лифту, потом вспомнила,
