окно четвертого этажа. Я месяц провалялся в коме, а очнувшись, увидел Ленору. Она весь месяц просидела у моей постели. Отлучалась, только чтобы сварить мне куриный бульон. Она каждый день его варила и говорила: «Когда Валера очнется, то непременно захочет свежий куриный бульон». Может, этот бульон и спас меня. Врачи собирались отправить меня на инвалидность, но через год я снова приступил к работе.
– А муж? – осторожно поинтересовался граф.
– Он как раз тогда и ушел. Нелегко жить с женщиной, которая каждый день проводит у постели коматозника и прибегает домой только для того, чтобы сварить этому полутрупу бульон, абсолютно не вспоминая о живом муже.
Тавров помолчал, покачивая бокал с янтарной жидкостью, потом закончил:
– Мы так и не поженились. Почти двадцать пять лет ходим друг к другу в гости – и все! Вот такая странная жизнь…
– Давай выпьем за верность, – предложил граф. Что и было сделано.
Они направились к столу, и в этот момент зазвонил мобильник Таврова.
– Извини! – улыбнулся он графу.
Тот вежливо улыбнулся в ответ и сделал знак рукой: дескать, догоняй!
– Слушаю, Тавров!
– Это я, Валерий Иванович! – раздался в трубке глухой голос Павлова.
– Да, Вадик, слушаю! Что случилось?
– Да ничего, Валерий Иванович. Я подготовил материал по поводу разъездов Шрайбера по России… Путешественник еще тот!
– Хорошо, завтра встретимся, и ты мне передашь материал! – обрадовался Тавров. – Что-нибудь еще?
– Вы ничего подозрительного не замечали? – после некоторой паузы спросил Павлов.
– Когда?
– Ну… сейчас. Вы ведь в новом загородном доме Ефросиньи?
– Да, ее юбилей отмечаем, – подтвердил Тавров, подивившись осведомленности Павлова. – А что случилось, Вадик?
– Нет, ничего, Валерий Иванович! Отдыхайте спокойно! – сказал Павлов. – До завтра.
Тавров спрятал мобильник в карман. Ему не понравился звонок Павлова. Что-то случилось, но Павлов пока не видит реальной угрозы и не хочет волновать его раньше времени. Но явно что-то случилось… И это «что-то», похоже, не сулит ему ничего хорошего.
Банкет удался на славу и закончился далеко за полночь. Как ни странно, Тавров сохранил бодрость и, оказавшись в выделенной ему в доме отдельной комнате, даже решил почитать захваченные с собой тексты Брена. Он открыл папку. Что там дальше? Ага, вот заголовок: «489 год от Рождества Христова, 23 августа, Северная Италия».
«Два всадника…»
Два всадника не спеша ехали через лес, наслаждаясь в жаркий августовский полдень тенью раскидистых вековых деревьев. Ехавший немного впереди, почти старик, лет шестидесяти, а то и старше, был погружен в известные только ему размышления, и раздумья его, похоже, были невеселыми. Рука его нервно сжимала рукоятку меча, морщины на лице от тяжелых мыслей пролегли еще глубже и казались трещинами в старой дубовой доске. Второй был помоложе,
