сильно разочарована.
– И долго ты сидишь в Безли… в этом доспехе? – в голосе подозрительность и нескрываемый яд.
«А, понимаю. Хочешь знать, много ли я успел увидеть», – догадался Данила и пробубнил зло:
– Достаточно, чтобы понять, какая сволочь этот ваш кардинал.
Снова молчание, за которым последовал уже не вопрос, а простая констатация факта:
– Ты меня спас.
«Ну, ясен пень, что не Безликий».
– Что же мне стоять и смотреть, как он тебя резать будет?
– О боги! Мой отец! – послышался жалобный всхлип. Рыдает? Нашла время. – Раднук сказал, что его убьют! Мы можем помочь отцу?
Хотел ответить, что покойникам помощь не нужна, но сдержался. С королём, скорее всего, давно расправились, если он сам не умудрился как-то выпутаться. Его убийство было первым пунктом коварного плана заговорщиков. Если пункт второй, то есть поджог храма, исполнен в точности, в чём легко убедиться, стоит лишь взглянуть на экраны, то претворили в жизнь и первый. В чём, в чём, а в этом даже сомнений быть не может.
А что он, собственно, теряет? Всё равно надо выбираться.
Из-за какого-то глупого любопытства взял да оказался в самой гуще событий. Влип, как говорится, по самое не балуйся. Насколько мог судить Крючков, ситуация бесповоротно вышла из-под контроля. План Мацкевича по «оживанию» бога накрылся медным тазом. Так почему бы не угнать «Витязя» у всех на виду? Выбраться из горящего храма, отпустить спасённую принцессу и топать к себе домой, на базу.
«Будем считать, что действую в условиях крайней необходимости», – нашёл оправдание Данила и, вздохнув, бросил через плечо:
– Обхвати меня руками и ногами, чтобы не мешать.
Голые ноги тут же оплели его бедра, а руки обняли за талию. По-женски нежно, но цепко. По телу пробежала дрожь.
«Боже, что я делаю?» – застонало сознание.
– Спасибо, – раздался над ухом жаркий шепот. И следом совсем неожиданно прозвучал вопрос: – Как твоё имя?
– Даня, – ответил внезапно осипшим голосом. Покряхтел, поправился: – Данила.
– Даня, – ласково пропела девушка, проигнорировав запоздалое уточнение. – А я Таяна.
– Знаю, – отозвался хмуро, сам не понимая на что, собственно, злится. Ведь ему было хорошо и комфортно в объятиях фростианки, нежно воркующей за спиной. – Но мне больше нравится Тая.
– Так меня отец любит называть.
Девушка снова притихла. Понятно. Не верит, что отца больше нет. Не хочет верить. Потому и язык не поворачивается сказать «любил» вместо «любит».
Стиснув зубы, сунул руки в зажимы и с остервенением заработал манипуляторами, раскидывая горящие доски.
– Держи голову! – крикнул Таяне перед тем, как с разбега врезаться в стену с дверным проёмом, выходящим на улицу.
Выставив перед собой согнутые манипуляторы, «предплечьями» вынес каменную кладку над
