набросился на еду, пальцами выгребая из миски склизкую массу и отправляя ее в рот. Грибы, коренья, лохмотья вареного мяса… Поначалу он даже представить боялся, чье мясо варилось в котле а'шури. Сейчас же такие пустяки его не волновали. Надо выжить, выжить любой ценой, набраться сил, окрепнуть – и тогда…
Еще недавно Краш воспользовался бы малейшим шансом – тенью! призраком шанса! – лишь бы вновь обрести свободу! Неужели он поумнел за время, проведенное в темнице? Или стал робким трусом? Нет, осторожность имела другую природу. Подспудные изменения затронули не только слух и зрение, обоняние и осязание. Что-то творилось с разумом, с сердцем, с самой душой мальчика.
Он больше не хочет убежать?
Конечно, хочет! И обязательно убежит!
Когда-нибудь…
Мальчик доел остывшее варево, тщательно облизал пальцы, затем – миску и отхлебнул воды из плошки. Воду следовало беречь. Неизвестно, когда он получит очередную возможность вдоволь насосаться млечного сока, который – и еда, и питье одновременно. Сок не такой уж гнусный на вкус, как показалось вначале. Или он привык? Еда тоже больше не вызывает тошноту. Ну, пованивает слегка тухлятиной – что с того? Есть можно. А грибы попадаются вкусные…
Снова шорох.
Почудилось? Краш прислушался. Нет, ничего похожего на знакомый шелест чешуи и ритмичное царапанье когтей по шершавому камню. Выбрав место посуше, он улегся на теплый пол пещеры и стал вспоминать, как судьба швырнула его в объятия Черной Вдовы.
…А'шури напали на деревню безлунной ночью, когда небо затянула мглистая пелена туч и даже свет далеких звезд не достигал забывшейся тревожным сном долины. Что-то носилось в воздухе в последние дни, неясное предчувствие беды, дыхание неотвратимости. Ах, будь это простой разбойничий набег! Разбойникам нужна добыча, и деревня получила бы возможность откупиться.
Налетчики тоже нуждались в добыче, но совсем иного рода. Они не оставили земледельцам ни единого шанса. Возможно, кому-то удалось спастись бегством, хотя вряд ли. Воины-а'шури видели в темноте, как совы. Теперь Краш и сам обладал «темным зрением», но, как говорится, дорог нож к резне…
Его разбудил отчаянный крик, полный муки и ужаса. Еще не до конца проснувшись, Краш ощутил, что ночь снаружи полна звуками: лязг металла, топот ног, надсадное дыхание… Зашелся лаем цепной кобель Бортус. Лай почти сразу оборвался, на смену ему пришли крики людей, треск, хриплые проклятия. За стеной тяжко шагнул к двери отец.
Скрип петель.
– Вставайте! Бегите к лесу! Я их задержу!
Взвизг стали, влажный хруст.
– Получай, ублюдок! Давайте, подходите! Мой меч заждался! Ланга, Краш, Нитта – скорее! Бегите!
Краш вскочил с лежанки, ухватил за руку сестренку – та спросонок терла кулачками глаза – и бросился к выходу.
– Краш, Нитта?!
– Мы здесь, мама!
– Бегите!
Ночь плеснула в лицо жирной копотью мрака, разорванного охристым пламенем. Во
