на губернаторство Санчо Пансе:
«Положись во всём на волю провидения, Сапчо, а сам никогда не унижайся и не желай себе меньшего, чем ты стоишь».
И Булгаков, вверив свою судьбу небесам, стал не спеша «закреплять» своё положение в красной Москве. В том же письме матери, называя свою жизнь «каторжно-рабочей», он не без гордости перечислял, чего удалось ему добиться за полтора месяца пребывания в негостеприимной столице:
«Место я имею. Правда, это далеко не самое главное. Нужно уметь получать и деньги. И второго я, представьте, добился. Правда, пока ещё в ничтожном масштабе. Но всё же в этом месяце мы с Таськой уже кое-как едим, запаслись картошкой, она починила туфли, начинаем покупать дрова и т. д.
Работать приходится не просто, а с остервенением. С утра до вечера, и так каждый без перерыва день.
Идёт полное сворачивание… учреждений и сокращение штатов. Моё учреждение тоже попадает под него, и, по-видимому, доживает последние дни. Так что я без места буду в скором времени. Но это пустяки. Мной уже предприняты меры, чтобы не опоздать и вовремя перейти на частную службу».
Приведём ещё один отрывок из письма Булгакова матери. В нём речь идёт о быте булгаковской семьи и том, что значила для Михаила Афанасьевича жена Татьяна.
«Таська ищет место продавщицы, что очень трудно, п[отому] ч[то] вся Москва ещё голая, разутая и торгует эфемерно, большей частью своими силами и средствами, своими немногими людьми. Бедной Таське приходится изощряться изо всех сил, чтоб молотить рожь на обухе и готовить из всякой ерунды обеды. Но она молодец! Одним словом, бьёмся мы оба как рыбы об лёд…
Таськина помощь для меня не поддаётся учёту: при огромных расстояниях, которые мне приходится ежедневно пробегать (буквально) по Москве, она спасает мне массу энергии и сил, кормя меня и оставляя мне лишь то, что уж сама не может сделать: колку дров по вечерам и таскание картошки по утрам.
Оба мы носимся по Москве в своих пальтишках… Мечтаю добыть Татьяне тёплую обувь. У неё ни черта нет, кроме туфель.
Но авось! Лишь бы комната и здоровы».
Так начинал свою жизнь в красной большевистской столице 30-летний Михаил Булгаков.
Московская бездна
23 ноября 1921 года на первой странице газеты «Правда» было помещено сообщение, которое в наши дни назвали бы сенсационным. Но прежде чем процитировать его вспомним финал булгаковского «Бега», в котором бежавший в Турцию белогвардейский генерал Роман Хлудов неожиданно объявляет о своём решении вернуться на родину
«ХЛУДОВ. Ночью пароход идёт с казаками. Может быть, и я поеду с ними… Генерал Чариота! Поедем со мной! А? Ты – человек смелый…
ЧАРНОТА. Постой, постой, постой!.. Куда это? Ах, туда! Здорово придумано!.. Или ответ едешь держать? А? Ну, так знай, Роман, что проживёшь ты ровно столько, сколько потребуется тебя с парохода снять и довести до ближайшей стенки! Да и то под строжайшим караулом,
