некоторое видение мира, т. е. это и весь мир, взятый в определенном повороте, ракурсе» (Щедровицкий, 2007, с. 141)[15]. Ф. Риф подчеркивал, что к середине XX в. доминантным типом западной культуры стал Человек психологический, сменив Человека морального и Человека экономического (См.: Сироткина, Смит, 2006). А М. Розенцвейг в 1990-е годы констатировал: «Сейчас психологическая наука – это часть жизни и культуры во всех индустриальных странах и во многих развивающихся» (Rosenzweig, 1992, p. 82). И не случайно с 1980 по 1991 г. количество психологов в мире удвоилось, главным образом за счет психологов-практиков (Ibid.).
Приведенные высказывания не следует воспринимать лишь как «романтические призывы», имеющие отделенное отношение к реальной жизни. Они выражают тот очевидный, но иногда забываемый факт, что в конечном счете главная задача любой социогуманитарной науки состоит в том, чтобы сделать человека и общество лучше, и это – отнюдь не романтическая, а вполне практическая цель, которая придает главный социальный смысл и академической, и практической психологии.
Как с этих позиций выглядит наша отечественная практическая психология? С большим, естественно, огрублением ее можно разделить на две части: 1) ориентированную на интересы конкретных клиентов и 2) удовлетворяющую потребности общества в целом. Конечно, можно задать вопрос «А кто решает, в чем состоят интересы общества?», указать на то, что интересы клиента и интересы общества часто совпадают и т. п. И действительно, скажем, психологи, работающие в таких структурах, как МЧС, оказывая помощь жертвам катастроф и терактов, не только помогают конкретным людям (хотя в данном случае такие люди – не «клиенты» в традиционном смысле этого слова), но и решают важнейшие общесоциальные задачи. Но, например, большая часть нашей коммерческой психологии обслуживает конкретных клиентов с презумпцией о приоритете их интересов и в отсутствие заботы о том, как эти интересы соотносятся с интересами общества. Иногда отчетливо проявляется и конфликт интересов, например, в случае психологов, обслуживающих политиков. В. Е. Семенов задается вопросом: «Ведают ли, что творят, те социальные и политические психологи, которые готовят якобы бизнесменов, якобы лидеров, якобы политиков, якобы победителей? А на самом деле – людей без идеалов и принципов, манипуляторов и шарлатанов» (Семенов, 2007, с. 42). Скорее всего, ведают, но руководствуются характерной для нашего бизнеса формулой «клиент всегда прав». Еще хуже обстоит дело в тех случаях, когда, как в ситуации с С. Захаровым, людей приговаривают к большим срокам тюремного заключения на основе крайне сомнительных показаний детектора лжи (полученных не менее сомнительными в профессиональном плане «полиграфологами») и результатов психологического тестирования, интерпретация которых вызывает полное недоумение.
«Клиент» же академической психологии – это общество в целом, а немалое количество академических психологов, работающих «на себя», принципиально не изменяет ситуацию: наука в любом обществе выполняет существующий
Р. Коллигвуд выразил похожую мысль менее лестным для психологии образом, определив ее как «модное наукообразное мошенничество эпохи» (Коллигнвуд, 1980, с. 376), вместе с тем подчеркнув, что «она и есть то знание, которого ищет мир» (там же, с. 376).
