которого репрессии коснулись в первую очередь.
Она верила, что и сам Сталин свои поступки и решения определял только революционной целесообразностью. Уж она-то хорошо знала, что Сталин никого и никогда не наказывал из-за личных антипатий. Как и она сама, Сталин жил только интересами революции, и за это она его уважала и прощала ему любые ошибки.
К репрессиям Ирина Семёновна относилась спокойно.
Она представляла страну в виде мчащегося перегруженного автомобиля. И, если останавливаться за каждым упавшим из кузова кирпичом, никуда не доедешь. А, если автомобиль застрял в грязи, то часть кирпичей можно и сбросить, как бы жалко их ни было. А иначе не нужно было и браться за революцию. Могли бы жить, как и прежде, если страшно испачкать руки.
В конце двадцатых она вышла замуж за красного командира Радецкого.
И хотя не очень его любила, была заботливой и верной женой, а иначе она семейную жизнь и не представляла. Она поменяла фамилию, имя и отчество, потому что еврейские фамилии начинали выходить из моды.
То, что она не могла иметь детей, её не смущало. Сказалось революционное прошлое с болезнями, абортами и прочими сопутствующими революции неприятностями. Но на своё бесплодие она смотрела, как на боевую инвалидность. Муж её понимал, и жили они хорошо и дружно.
Но, когда мужа арестовали в 36-м, просить за него она не пошла, хотя и была уверена в его невиновности. Его арест и гибель она считала необходимыми издержками революции. Она и за себя бы не просила.
Больше замуж она не выходила из принципа, доказывая и себе и окружающим, что в виновность мужа она не верит и останется ему верна навсегда. И с мужчинами она больше не общалась. До самой войны. А потом, служа в политотделе действующей армии, снова стала оказывать услуги командирам, благо в свои сорок лет она смотрелась много эффектнее многих тридцатилетних.
Но после войны в её жизни была только работа.
До самой пенсии Ирина Семёновна проработала директором детского дома. Она дневала и ночевала на работе и заботилась о детях даже после их ухода во взрослую жизнь. Это была её семья, и дети платили ей взаимной любовью и вниманием. И даже теперь почти никто её не забывал. И она была счастлива.
А тут вдруг такая неприятность.
У неё украли её славное революционное прошлое.
Ирина Семёновна позвонила своему выпускнику Саше Скворцову, который работал в органах, и пожаловалась на свою беду. Уже давно у неё так не болело сердце. Боль отдавала в руку и под лопатку. Вечером пришёл Саша Скворцов с товарищем по службе.
В руках у Саши был её альбом.
– Вот, Ирина Семёновна, мы его нашли – и он положил альбом Ирине Семёновне на живот.
– Спасибо тебе, родной. Проследи, чтобы, когда я уйду, он попал в музей Революции.
– Обязательно всё исполню, Ирина Семёновна. Только рано вы собрались умирать.
– Нет, Саша, Я всё, что могла для революции, уже сделала.
