резать сыр.
Удостоверившись, что все заняты делом, Константин занялся осмотром Иоанна – велел раздеться до пояса. Он осмотрел повреждения и промыл их вином. Кожа на руке была содрана. В нескольких местах набухли кровоподтеки, но кисть и локоть сгибались хорошо. На ребрах же расплылся огромный синяк. Каждое движение вызывало острую боль.
– Похоже, сломано одно из ребер – вынес свой вердикт Константин.
– И что теперь? – с содроганием спросил Иоанн.
– Да ничего. Само срастется. Лучшее лекарство – свежий воздух и прогулки, а этого добра у нас в ближайшие недели в избытке. Впрочем, у меня есть кое-что еще. – Он порылся в дорожной сумке и достал небольшой глиняный горшочек с вонючей темно-бурой массой, и обильно покрыл ею ушибы. – Это мазь из бычьей желчи и ладана. Через два-три дня должно стать лучше.
Сверху приложил крупные темно-зеленые листья. Затем взял моток длинной узкой льняной ткани, и туго обмотал грудь.
Поужинав, Иоанн достал теплое дорожное одеяло, и с кряхтением забрался в один из стогов сена. Еда и отдых отняли у него последние силы. Казалось, если сейчас с факела на сено упадет искра и подожжет скирду, то он скорее сгорит живьем, чем пошевелит хоть одним пальцем. Закрывая глаза, он увидел, как Александр гасит огонь, а на соседнем ворохе укладывается спать Михаил.
«Я ничего не забыл» – подумал Иоанн, впадая в дрему. «У меня впереди достаточно времени. Холодная месть приятней всего на вкус».
Глава 7
Прощеное воскресенье
День выдался по-весеннему теплым и ясным. Вокруг, насколько хватало глаз, лежала холмистая возвышенность, изрезанная ущельями и каньонами. Грязно-серые островки снега ютились в ямах и впадинах, жались к одиноко стоящим голым карликовым деревьям. Тонкий слой земли, покрывавший каменистое взгорье, быстро подсыхал, и из темно-коричневого становился песчано-бежевым. Из редких, попадавшихся на пути кустов, раздавалось беззаботное щебетание птиц. В воздухе витал запах талой воды и прошлогодней травы. На один из камней заползла гадюка и свернулась клубком – верный признак скорого потепления. Она подставила голову солнцу и неподвижно следила за путниками узкими черными зрачками.
Солнечные лучи приятно согревали кожаный нагрудник Константина, пробирались в темно-синие рукава верхней одежды, ласкали кожу. Но ветер оставался по-прежнему холодным. Управляющий думал о том моменте, когда можно будет, наконец, сменить утепленный шерстяной далматик на шелковый, а плащ из медвежьей шкуры на обычный, тканный. Он не любил зиму и холод – в четырнадцать лет подхватил болезнь, которую Гиппократ называл pneumonia, и едва не умер. Поспорил с мальчишками, у кого крепче сила воли. Чтобы выбрать победителя, в середине января стояли в гавани Феодосия по колено в ледяной воде. Константин продержался дольше всех – три часа. А потом был жар, жжение в груди, хрипы, абсурдные видения и балансирование на грани жизни и смерти. Два месяца
