тревога, даже являясь частью моей жизни, вовсе не должна определять ее. Маленькие уловки вроде наблюдения за людьми помогают мне не зацикливаться так сильно на собственных мучительных мыслях и физических реакциях, охватывающих тело, всякий раз, когда я начинаю паниковать. Я уже чувствую, как замедляется ритм сердца, а с ладоней исчезает липкий пот.
Я оглядываюсь через плечо.
– Меган, думаю, я скоро буду в порядке. Если не возражаешь, мне нужна еще пара минут, чтобы очистить голову, прежде чем вернуться обратно.
Я застала ее врасплох: она с улыбкой смотрит вирусное видео скользящего по льду щенка, но, услышав меня, выключает телефон и кивает:
– Конечно, Пенни. Я буду в общей комнате. Думаю, ты сможешь найти дорогу туда?
– Ага, – отвечаю я.
– Отлично. Скоро увидимся. – Она идет обратно, оставляя меня сидеть у стены.
Я продолжаю сканировать пространство перед собой, и мой взгляд цепляется за юную девушку на скамейке напротив – в ярости заканчивает телефонный разговор и смахивает слезу. Я невольно задаюсь вопросом: с кем она только что спорила? Родители? Подруга? Парень? Такие мелочи напоминают мне, что абсолютно у всех есть свои проблемы, с которыми они борются или вынуждены иметь дело постоянно.
Я прихожу в смятение, когда единственная слезинка девушки оборачивается вдруг неконтролируемым рыданием в ладони. На траве между ее черных лодочек лежит потрепанный рюкзак, ее блестящие темные волосы скручены в два аккуратных жгута по обе стороны головы. Внезапно она поднимает голову, и ее взгляд встречается с моим. Я чуть не падаю со своего места. Теперь она знает, что я сижу тут, наблюдая за ней.
Чувство неловкости комом встает в горле. Девушка снова отводит взгляд и вытирает глаза, очевидно, понимая, что я все еще смотрю на нее. Я замечаю нашивку школы на ее рюкзаке и догадываюсь, что она, должно быть, учится здесь. Я соскальзываю со своего насеста. Просто не могу игнорировать ее теперь, когда она знает, что я наблюдала за ней. Есть небольшой шанс, что она скажет мне убираться прочь и наорет на меня за то, что я сую нос в чужие дела, но это риск, на который я готова пойти. Если ей нужно с кем-то поговорить, то сочувствующий незнакомец порой не хуже, чем любой другой собеседник. Она поднимает взгляд, когда слышит, как перекатывается гравий под моими кедами. Несмотря на то что лицо ее после плача пошло красными пятнами, я замечаю, насколько она хорошенькая. У нее красивые темно-карие миндалевидные глаза, а когда слабая улыбка пробегает по ее губам, то на одной щеке появляется ямочка.
Я расцениваю улыбку как многообещающий знак того, что она не против моей компании.
– Прошу прощения, что вмешиваюсь, но с тобой все в порядке?
Я присаживаюсь на скамейку рядом. Девушка чуть дрожит, напоминая мне изящную бабочку. Она может улететь в любую секунду.
– Так стыдно! – отвечает она. Вытирает нос бумажным платком, зажатым в руке. – Ненавижу плакать на людях. И особенно ненавижу плакать в школе. Уверена, теперь
