то, что им выгодно. Вот, Володарский это делает, может быть, невольно. Эдик сам старается казаться суперменом, всех ставить на место. А ведь для этого нужно – помимо силы – талант «мгновенного ответа», как это было у Маяковского. А у Володарского этого нет, и он приписывает это Высоцкому. И отсюда возникают легенды о вещах, которых и быть не могло. Например, где-то я читал, что Володарский рассказывал такую историю. Высоцкий пел в каком-то зале, и там сидел очень странный человек. И будто бы Володя сказал: «Пока этот человек не выйдет, я петь не буду». Я не могу в это поверить. Володя обладал такой внутренней интеллигентностью, что он никогда бы на это не пошел. Он бы вытерпел этого человека, пусть и ему архинеприятного, потому что понимал, что в зале сидят сотни людей, которые в этом не виноваты.
Что меня еще возмущает… Например, Евтушенко утверждает, что песни Высоцкого, над которыми в России все смеются, практически непереводимы и непонятны иностранцам. В Лондоне мы слушали песни Высоцкого вместе с англичанами, и трудно сказать, где реакция была сильнее – там или в Союзе. А там ведь большинство людей русского языка не понимали. Да и переводов там было мало – какие-то подстрочники… То есть перед его песней говорят несколько слов, а потом идет Володина песня. И реакция практически такая же, как и у нас. Значит, в его творчестве есть общечеловеческая составляющая и общечеловеческое содержание.
А теперь давайте коснемся острой темы – темы алкоголя… Однажды, в 1971-м году, Володя меня устроил в одну больницу, в которой сам лечился. И я лежал в той же самой палате, в которой когда-то лежал Тарковский, потом Володя… Это было в клинике профессора Бадаляна – главного невропатолога Москвы. Это была двухместная маленькая палата, в неврологическом отделении… Много разговоров вокруг этого. Но на самом деле его язва желудка, известное кровотечение из горла – это объяснялось не выпивкой, а тем, что он был человеком поразительной щедрости. Володя постоянно себя тратил и – как артист – никогда не мог играть вполсилы, он заваливал режиссеров вариантами песен. Он был безжалостен к тому, что отпустила ему природа. Он расходовал себя настолько щедро – щедро по отношению к другим людям, которым он отдавал себя полностью… Мне кажется, что он был обречен на преждевременную смерть.
Марина мне рассказывала, как он пел в Париже. Французских шансонье поразило то, что он пел два часа без перерыва. Поет, допустим, Азнавур – у него оркестр на сцене, у него есть возможность сделать паузу. А Володя пел без всяких передышек, на высочайшем накале, он тратился не только эмоционально, но и физически. А главное – он иначе просто не мог. Володя считал, что экономить силы – это оскорбление для людей в зале. И неважно – зал на восемьсот человек или, допустим, вечер у Диодорова. Кстати, там сидели Ефремов, Вертинская, Люся Гурченко, Боря Диодоров с женой – человек семь-восемь. И Володя выдал концерт часа на два – тратился, как будто он пел перед большим залом…
У каждого художника – своя природа… Есть люди в искусстве, которые берегут себя. А у Володи, допустим, четыре концерта в день, и он на всех четырех тратится так, как будто у него сегодня всего один концерт.
