ей вслед батя. – Я там веничков запарил. Ты гляди, Алька, хорошо отходи моего.
Тяжело дыша, Алина бежала по ступенькам на второй этаж, и только открыв дверь, обернулась на меня и погрозила кулачком:
– Я тебе так всыплю!
Мне только и осталось, что смотреть на закрывающуюся дверь, за которой скрылась подруга детства.
– Чего хмуришься, сын? – хмыкнул отец.
– Да с косолапым повстречались. По реке шли. Ты тут это… аккуратнее, ладно? Что-то расходились нынче медведи, хозяйничают.
На пороге появилась Алина. Она прытко сбежала с лестницы, держа в руках сумку-пакет.
Гладко причёсанные волосы Лины сейчас торчали в разные стороны скрученными веретеном прядями. Лёгкое ситцевое платье в горошек сменило недавний костюм.
Как же она прекрасна даже в таком виде! Нет, не так. Особенно в таком виде! Щёки полыхали зарницей, пухлые губки приоткрыты, а в ядовито-зелёных глазах лихорадочный блеск.
Ха, невроз! Так прямо невротики и выглядят. Не смешите мои пятки, всем бы так в припадках биться!
А может, латыш этот родителям девушки не нравится – вот они и решили их разлучить?
Нет, глупости. Романтические бредни для сопливых девчонок-подростков. Папа у Алинки тот ещё жук. Хваткий мужик, уцепится – не отпустит. Я думаю, не было никакого бы у подружки латыша, если бы дяде Боре он не понравился. Тут что-то другое…
– Лина! Что с тобой произошло там, в лесу? – спросил мой отец тихим требовательным голосом.
– Всё хорошо, – звонко отозвалась она. – Прогулялись. Медведя встретили, ягод набрали. Потом компот сварю.
– Лучше так съешь, с молоком, – хмыкнул папа. – Так оно полезнее.
– Банька истоплена, вашество! Извольте идти париться и купаться, – паясничал я. – Не побрезгуйте, душа-девица.
– Да куда уж там, брезговать-то, батенька. Чай видала себя в зеркале. Пора уж и до порядку себя довести.
Тон Алины выглядел реконструкцией к событиям прошлого, и меня это рассмешило.
– Так почто глазки строим, а не в баньку идём? – подыграл я и пошёл первым.
Баня находилась на краю участка, прямо возле Переплюйки. Дверь со стороны реки смотрела прямо на лес. Ощущение благодати, уединённости чувствовалась во всём: дубовом, грубо сколоченном крыльце, добротном и мощном; в столе; хвойном дереве, что накрывало ветками крышу сруба; в небольшом окошке, через которое внутри баньки мир казался широким и ненастоящим.
– Я первая, – бросила Алина и скрылась за углом бани.
Не торопился: пусть переоденется в купальник.
Малость выждав, отправился следом, но в какой-то момент постеснялся распахнуть дверь в предбанник, пришлось стучать.
– Кто? – резким тоном спросила Лина.
Это был риторический вопрос. Никого, кроме меня, здесь быть не могло.
– Готова? – спокойным и уверенным тоном произнёс я, шагнув через порог.
Намеренно
