бойся, Маньяман, не бойся». И не помнит уж Маньяман, что было дальше. Потом пришла в себя. Через неделю пришел доктор, поднял ей повязку, спрашивает: «Что видишь, Маньяман?» Смотрит Маньяман в окно. – «Травку зеленую вижу». – И заплакала от радости. «А голова болит?» – «Прошла голова». Еще две недели продержали Маньяман и, наконец, домой отпустили. Доктор сказал ей на прощанье: «Смотри, Маньяман: как ветер или пыль – не ходи на двор – глаза запылишь, тогда нехорошо опять будет». Сперва береглась, а потом стала ходить: нельзя по крестьянству не ходить. Запорошит глаза, опять голова заболит – и через туман начинает видеть Маньяман, когда светло и нет пыли на дворе – хорошо и сейчас видит.
Теперь она сидит с знакомым барином на крылечке, поднесла руку к своему старому опухшему лицу и смотрит снизу вверх в лицо своего милого барина. Всматривается и Гамид в барина: смотрит на его черную стриженую голову, на его мягкую черную бороду, добрые острые глаза, и все хочется ему еще смотреть, и удивляется он и думает, что вот и богатый и барин, а разговаривает с простыми людьми, и смеется с ними, и руку им жмет.
– Ты, – говорит барин старухе, – не Маньяман по-нашему, а Марфа, а Елалдин – Дмитрий.
Мялмуре самовар поставила, пока барин разговаривал с теткой на крылечке, стол накрыла, поставила поднос с маленькими чашечками на высоких шейках. Сама одела новый костюм, вышла на крыльцо и по-татарски зовет барина чай пить.
Не понимает барин, смотрит на Мялмуре, смеется и говорит ей по-русски – какая красавица она стала. Смеется и Мялмуре, качает головой и говорит с сожалением:
– Не понимай русску.
Маньяман переводит, краснеет Мялмуре и, присев на лавке, все смотрит, как молодой барин пьет чай. Вошел и Гамид, облокотился о дверь и тоже смотрит.
– Это кто, Марфа? – спросил барин, указывая на Гамида.
– Наш работник.
– Ты и повезешь? – обратился барин к нему.
– Так точно, ваше благородие, – ответил ласково Гамид и вытянулся, как солдат.
– В солдатах был?
– Так точно, ваше благородие.
– Женат?
– Никак нет, ваше благородие.
Барин подумал.
– Такой молодой, красивый, и не женат – надо жениться.
– Так точно, надо.
– Вот тебе жена – Мялмуре.
Загорелись глаза у Гамида, засмеялись все, отвернулась Мялмуре. Замолчали.
– А лошади приготовлены? – спросил барин.
– Так точно.
– И запрягать можно?
– Так точно, можно.
– Ну так запрягай.
– Слушаю-с.
– Хороший работник? – кусая бородку, спросил барин, когда ушел Гамид.
– Больно хороша, – отвечала Маньяман.
– Ну что ж, вот выдайте Мялмуре.
Старуха покачала
