слово произносил сам Господь.
Затем он поворачивается к нам, достает из портфеля свой магнитофон и часы, заводит их, ставит перед собой. Все это происходит в глубокой тишине, в молчании, когда люди ждут Чуда.
Тут наступает страшный для меня момент. Я должна нарушить тишину. Я встаю и делаю несколько шагов – мне нужно прикрепить на его одежду микрофон-«петличку». Я шепчу: «Простите, Владыка, это нужно для России. Там все ждут Вашего слова». И потом, всякий раз, как я закрепляла микрофон на его груди, он, обращаясь к прихожанам, говорил: «Простите, пожалуйста, это для России». И непонятно было, шутит он или нет.
Он садится, закрывает лицо руками и минуту молчит. Камера включена, микрофон работает. Он пишет тишину. Затем Владыка начинает:
«Я сегодня приступаю к беседе о Божией Матери не только с трепетом, но и страхом. Как страшно приблизиться к такой святыне с таким чувством, что даже думать о Божией Матери, говорить о Ней так дерзновенно, что я собой как бы не могу показать глубокое мое непонимание Ее чистоты, Ее святости. И, однако, я считаю, что надо сказать о Ней, чтобы поглубже, яснее всем нам понять все, что мы способны понять о Божией Матери. Я с вами стараюсь поделиться тем, что за многие-многие годы сложилось у меня в сердце, в уме, в надежде, что то, что я скажу, разбудит в вас ваш собственный опыт, который, может быть, превосходит мой бесконечно и чистотой, и святостью, и глубиной понимания. И поэтому помолитесь о том, чтобы не осудил меня Господь за то, что я смею говорить о Пречистой Его Матери».
Я не могу передать словами, как действовал на нас его голос. К счастью, в одной из бесед я нашла его собственное рассуждение о голосе:
«…Вы наверное, знаете, как изменчив голос человеческий, как он может быть сух и мертв, какой он может быть ласковый, какой он может быть глубокий, и т. д. И вот, когда святые говорили, в их голосе люди слышали такие глубины, которые они не могли выразить своими словами… Звук, как таковой, может донести до нас какое-то сложное сознание, которого у нас, может быть, и не было. Знаете, есть стихотворение одно, я не помню, чье, но оно сейчас пришло мне на ум:
«Поздний колокол, звучащий
Над равниною большою,
Прогреми над сердцем спящим,
Над коснеющей душою.
Звуком долгим, похоронным,
Всепрощающе прощальным,
Пронесет над сердцем сонным
Безнадежно беспечальным!
Может быть, оно проснется
И стряхнет с себя забвенье
И быть может, содрогнется
На мгновенье, на мгновенье!..»
Молитва перед беседой
Благословение после беседы
На русские беседы приходили и англичане. При этом она практически не знают русского языка. Я спрашиваю: «Почему вы приходите?» – «Голос, – отвечают, – хотя бы услышать его голос», – такая сила убеждения у Владыки. Его беседы, проповеди – только на Евангельские темы. Но рассказывает он так, словно был современником Христа. Его взгляд обращен внутрь. Он не смотрит на слушателей, а словно прислушивается
