разрешается себе позволить. Например, не следить за своей фигурой. У американцев в Грузии должно быть такое право, как существует оно в любой африканской стране. И убедить полковника в обратном было просто невозможно – это значило бы нанести удар по его патриотизму…
Еще раньше, когда операция только планировалась, как говорится, в крупном масштабе, то есть без проработки отдельных деталей, способных простое дело превратить в сложно-изощренное, Лоренц долго не мог полностью понять, что же такое «вор в законе», несмотря на все пространные объяснения подполковника грузинской разведки. «Вор» в его понятии и в полном соответствии со всеми возможными словарями был просто вором, а «закон» – это было то, что ему противостоит. И как можно было совместить эти два понятия – этого западный менталитет допустить не мог ни с каких филологических или нравственных позиций. И пришлось даже запрашивать лингвистов ЦРУ, которые тоже долго мучились с этим странным понятием и в конце концов перевели его как мафиозный «крестный отец». По крайней мере, это американцу было более близко.
Гостя звали Акаки Эфтимешвили. В криминальном мире он был более известен как Цепной. Сначала Лоренц не мог понять и странное слово «Цепной», поскольку, хоть и научился слегка обращаться с грузинской лексикой, но постичь еще и русскую был не в состоянии и разобрался только после аналогии, приведенной подполковником Мелашвили: «цепной пес» – чрезвычайно свирепая собака, которая сидит на цепи, без которой крайне опасна. Такое прозвище обещало многое. Однако сам Акаки вовсе не был обладателем свирепого вида и не имел даже свирепого взгляда. Напротив, он смотрел почти добродушно, хотя и чуть-чуть свысока, покровительственно, словно не ему делают услугу, предлагая неплохо заработать, а обратились к нему за помощью, и он со своей высоты снизошел до того, чтобы согласиться. Впрочем, это было обманчивым впечатлением, как говорило досье на «вора в законе», которое предоставил американским коллегам подполковник грузинской разведки. Цепной был в действительности жестким и цепким человеком с большими связями в российских правоохранительных структурах, во всех грузинских правительствах последних лет – а таких правительств сменилось немало. С ним всерьез считались по обе стороны границы, а на исторической родине, хотя проживал Эфтимешвили в Москве, к его мнению прислушивались при решении многих вопросов.
Войдя в комнату, полковник Лоренц сразу сориентировался и умышленно выбрал себе тот диван, что находился через стол от «вора в законе». Так можно было не находиться с этим человеком рядом, следовательно, без демонстративности избежать рукопожатия и не задыхаться от запаха пота, который свойственен всем толстым людям. Одновременно с соблюдением физической дистанции соблюдалась и дистанция субординационная, поскольку американский полковник никак не мог позволить какому-то уголовнику считать себя равным ему человеком. А тот, похоже, желал считать себя именно таким. Когда два
