слово из его разговоров с продавцами, поэтому не рисковала даже отлучиться к палатке с мороженым. Несколько раз Сорокин с фальшивой заботой восклицал:
– Дашенька, ты побледнела, посиди в кофейне, я к тебе присоединюсь через десять минут.
Но у меня его вежливые предложения вызывали подозрения, я быстро отвечала:
– Я всегда серого цвета, никогда не краснею и не загораю, сейчас великолепно себя чувствую, бодра и полна сил.
И мы топали дальше. Еще через сорок минут Гена сменил пластинку:
– Даша, давай ты попьешь чаю с пирожными за мой счет! А я пока сношусь вон в тот совсем уж грязный магазинчик.
Во мне проснулась хорошо натренированная охотничья собака. Раз жадный Гена решил потратиться на стакан чая и сладкое, значит, он очень-очень не хочет, чтобы его спутница зарулила в «совсем уж грязный магазинчик».
– Нет, – с небольшой долей злорадства ответила я, – одна в кафе я не останусь!
– Потом не жалуйся на противный запах, – недовольно протянул спутник и повел меня через площадь.
Несмотря на утро, солнце нещадно палило, я тащилась за Сорокиным, проклиная сотрудницу турагентства, перепутавшую двух Даш Васильевых, Дегтярева, который свел меня с Фроловым, лысого Никиту, уговорившего меня на дурацкую авантюру, осмий, всех контрабандистов на свете и собственную мягкотелость.
– Вау! – воскликнул вдруг Гена. – Можешь оказать мне услугу?
Я навострила уши.
– Смотря какую.
– Мы стоим перед магазином, который торгует национальными пхасскими платьями для свадеб, – зачастил Сорокин, – одна моя клиентка просила привезти ей прикид. Здесь он не такой дорогой, а в Москве на две тысячи евриков тянет. Можешь примерить шмотку? Дама твоего тощего размера. Ну плиз!
Я не усмотрела в просьбе Геннадия ничего необычного, даже хорошо, что могу помочь предполагаемому контрабандисту. Долг платежом красен, потом буду везде ходить с Сорокиным, а он из благодарности не рискнет от меня отделаться. Рано или поздно я увижу того, кому Гена передаст радиоактивный изотоп.
– Отлично, – обрадовался Сорокин и втолкнул меня в мрачный магазин, более смахивающий на убежище Бабы Яги, чем на торговую лавку со свадебной атрибутикой.
За прилавком сидела крючконосая старуха.
– Хале маннам? – спросила она Геннадия.
– Малешн сирук, – ответил мой спутник, чем поверг меня в изумление.
До сих пор Сорокин бойко изъяснялся на неправильном французском, слова произносил с чудовищным акцентом, но местные жители хорошо понимали суржик и поддерживали диалог.
– Ты знаешь пхасское наречие? – не удержалась я.
– Попрактиковался перед отъездом, – кивнул антиквар, – купил самоучитель и затвердил десяток фраз. У меня талант к языкам.
– И что ты сказал старухе? – спросила я.
– Дама желает приобрести наилучший свадебный наряд, – перевел Гена.
Баба
